— Тебе нравится? Твое новое прозвище? Нравится?
— Отпусти, — бормочу я между стиснутых зубов.
— Но почему? — он выглядит искренне озадаченным. — Это ты предложил мне пожать твою руку. Я прощаю тебя за то, что ты притворяешься, будто не помнишь о моем незабываемом присутствии.
— Тебе нужно обуздать свое эго.
Он смотрит на меня сверху вниз, а затем ухмыляется.
— Замечательно, спасибо, что сказал.
Я хочу ущипнуть себя за переносицу, но не могу, потому что этот ублюдок держит мою руку в заложниках, постепенно усиливая хватку. Хуже всего то, что, по-моему, он даже не замечает, что делает.
Больно, черт возьми, но я выкопаю себе яму и буду в ней гнить, прежде чем признаю это вслух.
— Моя рука, — говорю я совершенно безразличным тоном.
Он усиливает хватку.
— А что с ней?
— Отпусти ее.
— А это обязательно? Она такая мягкая и приятная.
Он снова сжимает руку, сминая пальцы, и мне приходится подавить проклятый… стон? Что за чертовщина?
Боль. Это всего лишь
— Мне нужна моя рука, так что да, ты должен ее отпустить, Николай.
— Блять. Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Хотя с этим горячим акцентом все будет звучать потрясающе, — блеск, который я так и не смог стереть из памяти, возвращается в глубину его суровых глаз.
Бирюзово-голубые. Наполненные острым… любопытством? Насилием?
С этим сумасшедшим придурком никогда нельзя знать наверняка.
Он — интенсивность на стероидах.
Элемент, который меня совершенно не интересует.
— Интересно, как бы ты произнес мое имя в других… более
Я отдергиваю руку так внезапно, что у него не остается выбора, кроме как отпустить ее.
— Я же просил тебя держать свои гейские заигрывания подальше от меня. Я натурал.
— Хм… — он наклоняет голову в сторону, глаза, как у психа, пристально наблюдают за мной.
О чем думает такой ненормальный, как он? Кроме насилия, конечно. Слухи о том, что он избивает людей ради развлечения, — это все, что я слышал о нем до инициации.
Возможно, если бы я больше контактировал с реальным миром, а не притворялся, я бы узнал, что ему нравятся мужчины.
Хотя, очевидно, ему нравятся и женщины. Если верить… социальным сетям. Я не искал информацию о нем. Он каким-то образом попал на одну из фотографий, где был отмечен Реми.
Меня не интересует, куда он погружает свой член, пока он держит его подальше от меня.
— Мои наушники, — требую я, не совершая ошибки и не предлагая на этот раз свою руку.
— Тебе нравится говорить односложно и отдавать приказы, да?
— Отдай их.
— Наглый. Я же говорил, что мне это нравится.
— Не заставляй меня повторять или, да поможет мне Бог…
Он врывается в мое пространство так быстро, что я вздрагиваю и всем телом откидываюсь назад, чтобы он не коснулся меня.
Его маниакальный взгляд вырывается на поверхность, весь яркий и дестабилизирующий. Как смертоносный шторм.
— Что? Да поможет тебе Бог и что? Что ты собираешься сделать? Не оставляй меня в неведении.
Он вжимается в меня с каждым словом, пока его обнаженная грудь не упирается в мою. Неведомые эмоции взрываются и растекаются по мне.
Это удушающе и неправильно.
Как замена тошноте. Только намного хуже.
Знаете что? Он может оставить мои наушники себе. Я все равно больше не надену их.
Я делаю шаг назад, а он — вперед, его грудь по-прежнему прижата к моей, сердце стучит в неровном ритме.
Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и бегу.
Понятия не имею, куда бегу и придерживаюсь ли я своего обычного маршрута, когда проношусь между деревьями.
Я бегу быстро.
Так быстро, как только могу.
До тех пор, пока мои мышцы не затрещат, а легкие не загорятся.
Черные чернила мчатся за мной длинными вихрями и резкими штрихами. Воображаемые руки хватают меня за футболку и тянут.
Мое дыхание сбивается и становится неровным.
Нет.
И все же я покачиваюсь, когда эти руки сжимают, скручивают, дергают и…
Твердый предмет ударяется о мою спину, и меня так неожиданно толкают, что я падаю головой вперед на землю.
Я кашляю и отплевываюсь от грязи, мои легкие горят, а зрение затуманивается.
Горячее дыхание согревает мне ухо, прежде чем очень знакомый раздражающий голос шепчет:
— Не убегай от меня,
Я выдыхаю воздух, радуясь тому, что не попался на удочку своего извращенного воображения.
Но тут до меня доходит, что Николай на мне.
На этот раз его колено упирается мне в поясницу, а рука сжимает мой затылок, пока он говорит мне на ухо.
— Ну…? — он улыбается, и я знаю это, потому что его губы изгибаются у чертовой раковины моего уха. — Эта поза мне немного знакома. Не то чтобы я жаловался.
— Николай, — рычу я, мои нервы начинают сдавать. — Отвали от меня к чертовой матери.
— М-м-м. Еще. Дай мне, блять, еще, — рычит он мне на ухо.
— Отвали.
— Вот так. Борись со мной. Мне нравится эта энергия,