Бог и человек

Почему людям так трудно познание истины? — Первая трудность — в самом нашем земном существовании. Новый Завет постоянно упоминает о «мире сем». «Мир сей» основан на плотянности, гордыне, эгоизме и земной мудрости. Плотянность означает подход ко всему извне, оценка всего с точки зрения земных, плотских интересов, нечувствие к духовности, к надмирному. Плотянность закрывает от нас Бога и духовный мир, делает его нам ненужным или непонятным или Самого Бога заставляет служить миру сему. Гордыня и эгоизм делают критерием жизни «мое» и выгодное. Что можно понять в Боге и Его Царстве, исходя из этих критериев? Бог может быть «нашим», но только если мы всецело Его. Бог не может быть ни собственностью, ни средством. Искать в Боге свою выгоду — один из величайших соблазнов религии. Бог нам нужен и Он дает нам все нужное, но Бог нужен нам, потому что Он Сам есть высочайшее Благо; не грех просить у Бога и земное, но просьбы о земном, сами по себе, не связывают нас с Богом и нисколько не приближают нас к Нему, хотя и могут быть поводом нашего обращения к Богу. Земная мудрость основана на земных наблюдениях и принятых в обществе мнениях. Богопознание просто не интересует людей мира сего, хотя Бога можно познать и в мире. Большинство людей питается ходячими мнениями о Боге или скудными книжными сведениями. Когда земная мудрость проникается нравственной порочностью, она становится настоящим безумием. Ап. Павел называет безумием и всякую человеческую мудрость, несовместимую с христианством («невежественную в вере» — II Тим., III, 8–9), неспособную понять духовного (I Кор., II, 14), или принять искупление (I, 18–25), т. е. признать, что грех не может быть преодолен без страдания, а вина •— без жертвенной любви. «Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым, ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом» (I Кор., III, 18–19).

Есть степень духовного отупения, которая граничит со слепотой: познание истины становится почти невозможным и даже ненужным, потому что люди не хотят более истины и отвергают правду (Мт., XIII, 10–17; II Кор., IV, 1–5). Наконец, последняя степень ослепления происходит от диавола, «отца лжи», в котором нет истины, ибо он «от начала человекоубийца и не устоял в истине» (Ио., VIII, 41–48). Поразительно, что Христос говорит иудеям: — «ваш отец диавол»; иудеи же отвечают: — «не правду ли мы говорим, что Ты самарянин и что бес в Тебе». В этих словах выражена предельная противоположность вглядов на истину Христа и иудеев. Ложь иудеев не столько в теоретических взглядах, сколько в направлении их мысли — в религии самоутверждения и формализма. Опасность такой религии не миновала: множество христиан придерживаются ее не меньше иудеев. Если христианство нужно нам только для то–г о или преимущественно для того, чтобы с помощью его удовлетворять свой эгоизм или гордыню (тщеславие, властолюбие и т. д.) или утверждать эгоизм и гордыню церковной иерархии или государства, нации, расы или чего бы то ни было человеческого, то наш отец диавол и мы не стоим в истине и не знаем ни Бога, ни правды Его. Не Бог должен быть подчинен земному, но мы Богу. «Прикрывать» именем Божиим наши порочные эгоистические притязания и есть предел смертоносного лицемерия… Бог есть Жизнь, а лжерелигия есть смерть — человекоубийство: убийство духа, которого сами по себе не могут спасти ни законничество, ни обрядность, не религиозная культура; убийство в буквальном смысле, потому что фарисейство и законничество всегда жестоко и мстительно в своем эгоизме, властолюбии и тщеславии… Христос был ненавидим среди наиболее культурной и сознательной части еврейского общества; Синедрион приговорил Его к смерти. И в христианских церквах гонят праведников (напр. Иоанна Златоуста, Максима Исповедника, патр. Фотия, Максима Грека) и отрекаются от мучеников, как от бунтарей.

Земная мудрость безумие перед Богом. Но и христианское знание ограничено в этом мире. Мы познаем Бога, как в зеркале, т. е. в нас самих или в мире, потому что Бог является в нас и в мире: мы сотворены по Его образу и Он пребывает в нас (I Кор., XIII, 8–12). И это видение Бога в мире и нашей душе затемнено для нас нашей плотянностью и греховностью: «водворясь в теле, мы удалены от Господа; ибо мы ходим верою, а не видением» (II Кор., V, 6–7). В откровении Божием мы познаем отдельные образы бытия Божия в связи с нашим собственным тварным бытием. Только над нашей природой мы можем созерцать Бога, как Он есть в Его всецелом и живом единстве (I Ио., III, 2). Ап. Павел думает, что мы будем знать Бога, как Он знает нас, но сам же апостол свидетельствует, что иметь опыт небесного бытия и «слышать неизреченные глаголы» не значит еще быть способным пересказать их, т. е. выразить их в наших человеческих понятиях (II Кор., XII, 1–5). Таким образом познание откровений Божиих в мире — недостаточно, высшие же созерцания Бога — неизречены, будучи сверхразумными; мы можем постичь их нашим разумом только частично.