Подобным образом — это важнейшая тема Евангелия от Иоанна, но мы найдем ее и у трех других евангелистов, — Иисус оказывается тем, через кого слава Божья, наконец возвращается к его народу. Иисус — об этом прямо и однозначно говорит Иоанн и косвенно другие евангелисты — стал Храмом, тем местом, куда, во исполнение древних обетовании, приходит Бог, чтобы здесь обитать. Вот почему через все евангельское повествование, но особенно ярко в рассказе о последнем посещении Иерусалима Иисусом, звучит тема противостояния между ними двумя — Иисусом и Храмом, где последний представлен знатными священниками и самим первосвященником. И снова это не «местный колорит» и уж, разумеется, не история, иллюстрирующая столкновение «религиозного истеблишмента» со свободой Иисуса, который отстаивает духовность спонтанности перед лицом формализма. Скорее, здесь звучит иная мысль: подобно тому, как Иисус возвещал Царство, будучи сам его законным, хотя и крайне удивительным, царем, он также воплощает истинный храм и является его настоящим (хотя и шокирующе странным) первосвященником. Так Иисус в своей жизни воплотил два великих повествования Израиля, царскую и священническую темы Ветхого Завета, которые в нем соединились и указывают на новое призвание, царское и священническое, Израиля и человечества, которые призваны служить всему миру. И благодаря этому призвание человека из первых двух глав Бытия зазвучало с новой силой, о чем, как мы видели, говорят Откровение, Послание к Римлянам и другие тексты.
И именно здесь мы видим, как Евангелия и благовесте христиан радикальным образом поменяли представление о добродетели. Иисус взвалил на себя тяжесть не столько абстрактного «греха» вообще (это увело бы нас от реальных событий, закончившихся его смертью), сколько подлинный вес — их силу и их последствия — человеческого греха и бунта, того сплава гордости, греха, безумия и стыда, которые в тот исторический момент воплощал в себе надменный Рим, своекорыстия иудейских вождей, кровавых мечтаний еврейских революционеров — и кроме всего этого, бремя падений его собственных учеников. Я уже цитировал не раз и охотно приведу снова замечательные слова моего учителя профессора Джорджа Кэрда: «Таким образом, здесь в самом буквальном историческом смысле, а не просто в отвлеченном богословском, один понес на себе грехи многих». Иные теории «искупления» стремятся держаться подальше от конкретных событий, а потому заслоняют (если не заменяют) евангельское повествование богословской схемой иного происхождения в надежде дать «объяснение» тому, каким образом грешник может покинуть этот мир и отправиться на небо. Подобные теории с точки зрения богословской методологии ничуть не лучше тех, что ставят в центре всего Царство Божье, игнорируя крест. Царство неотделимо от креста. Это одна цельная история. И только в рамках именно этой истории — а не какой–то ее однобокой версии — призыв Иисуса к добродетели нового творения обретает свой подлинный смысл.
Иисус призывал следовать за ним и формировать в нынешней жизни те привычки, которые указывают на грядущее Царство и уже, в какой–то мере, жить его жизнью — но все это имеет смысл только тогда, когда мы помним о такой формулировке этого призыва (ее сделал знаменитой Дитрих Бонхеффер): «Приди и умри». Иисус не говорил, как это делают некоторые современные проповедники: «Бог любит тебя и замыслил совершить нечто прекрасное в твоей жизни». Он не говорил: «Я принимаю тебя таким, какой ты есть, и потому отныне ты можешь делать то, что для тебя естественно». Он сказал: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк 8:34). Он говорил, что нужно потерять свою жизнь, чтобы ее обрести, а если ты держишься за жизнь, ты ее потеряешь. И эти слова прямо связаны с его жизнью, с его унижением и смертью, за которыми последовало воскресение и прославление. Он приглашал своих учеников войти в новый мир, точно соответствующий Заповедям блаженства, в мир, перевернутый вверх
тормашками, вывернутый наизнанку, где нет места никаким обычным представлениям людей о процветании и добродетели, потому что там царствует совершенно иной порядок. Конечно, Иисус сказал бы, что это нынешний мир перевернут вверх тормашками и вывернутый наизнанку. Он пришел этот мир исправить, поставить в правильное положение. Благая весть, которую он проповедовал, ради которой жил и умер, бросала вызов привычной картине мира.