Бог – что захочет, человек – что сможет

Травостой по грудь в приозёрной пойме отдан на потоп и разграбление стихийным толпам отдыхающих. Неплохая, честное слово, трава, мягкая, ароматная, ныне – подстилка для обитателей многолюдного палаточного селища как раз под криушкинской горой, вдоль роскошного озёрного плёса. Ну уж тут, как в трогательной лирической песне:

Травы, травы, травы не успели
От росы серебряной согнуться.

Будто Мамай прошёл и обложил земли переславльские данью непосильной. Приозёрные луга и камышовые нерестилища стоптаны, земли в окрестностях озера распроданы. Крестьяне, те, что тысячу лет кряду обрабатывали приозёрные земли, изведены под корень. Вымерли. Ни звона косы, ни мычанья коровы, ни петушиного крика перед рассветом, хоть целый день скачи, не услышишь. Один только скрежет тормозов и вой автомобильных моторов. Есть над чем задуматься! Такая вот окрошка получается из естественного желания и необходимости народных масс, так раньше нас называли, сесть в «мерседес», «форд», «ниссан», «жигули» и отправиться отдыхать на Плещеево – прекраснейшее в мире озеро. Сам же призывал к этому Юрий Александрович Бычков, первооткрыватель туристского «Золотого кольца».

Как давно это было – аж в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Увы, как всегда, структуру цивилизованного отдыха не смогли выстроить ни на Плещеевом озере, ни на «Золотом кольце» в целом.

Прости, читатель, что нарушил ход повествования. Вдел автор поутру ноги в просторные резиновые сапоги, чтобы идти на огород за овощами для окрошки, да заговорился на злободневные темы. Я ведь тоже на Плещеево отдыхать приехал… сорок лет тому назад. Красотища кругом. Стою и млею в лучах пока ещё не жгучего солнца, любуюсь тем, как парит облагодетельствованная ночным дождём земля, а сам нахожусь мысленно за триста километров отсюда.

…Начав рассказывать про то, как приступил было к сотворению окрошки в дачном ныне Криушкине, невольно я, старый чеховед (у меня в активе пять пьес, полтора десятка книг и, коли посчитать, едва не полвека служения творчеству, личности А. П. Чехова) кстати вспомнил, что в завязывающей жестокий конфликт третьей главе повести «Дуэль» Антон Павлович дважды говорит об окрошке. Неспроста говорит, не просто так, не только ради обрисовки места действия и отвлечения распетушившихся собеседников от чреватой дуэлью перепалки. Нет и нет! У Чехова за словами: «Самойленко без сюртука и без жилетки, с голой грудью, волнуясь и обливаясь потом, суетился около стола, приготовляя салат, или какой-нибудь соус, или мясо, огурцы и лук для окрошки, и при этом злобно таращил глаза на помогавшего ему денщика и замахивался на него то ножом, то ложкой», в моём сознании, воображении возникает пишущий летом 1891 года в отдалении от шумных столиц, в уединении, простецки устроившись на широком подоконнике арендуемого им у помещика Былим-Колосовского на летний период усадебного дворянского дома, пишет зафрахтованную для «Нового времени» Алексеем Сергеевичем Сувориным «Дуэль», как и я вот в июле 2010-го на Плещееве озере пишу по душевной потребности никем не заказанную «Криушкинскую окрошку».

– Да, брат, жизнь – это такая окрошка, что не приведи Господь!

Это опять Чехов: он со мной всегда… Случается, переговариваемся. За советом я к нему сплошь и рядом обращаюсь…