Это застает Дэрена врасплох. Он прикладывает руку к сердцу:
— Она готова подчиниться воле Аллаха.
— Не нужно отвечать за нее, молодой человек. Если она станет частью вашей семьи, значит, она станет частью огромной семьи мусульман всего мира. — Судья наклоняется к ней. — Дитя, ты мусульманка?
Айфи не знает, как отвечать. Просто не знает. Она знает, что Онайи научила ее ненавидеть нигерийцев, которые были не игбо. Знает, что Онайи однажды сказала ей, что все хауса — собаки, звери, которых нельзя назвать людьми, и что фулани сделаны из зла и металла, и что боги игбо прокляли их за то, что они молились Аллаху. Но еще она знает, что Дэрен добр с ней. Он спас ее из падающего самолета. И он сейчас рядом.
Ее глаза наполняются слезами.
Дэрен поднимает голову и смотрит на судью:
— Достопочтенный кади, разве нас не учат, что бедные и сироты должны в первую очередь получать помощь, если мы можем ее оказать? У этой девочки нет никого, кроме нас, о ней некому заботиться. — Он делает паузу. — Да, она мне не родня по крови. Но я буду любить ее как родную. Зовите их именами отцов, это справедливее перед Аллахом. А если же вы не знаете их отцов, то они являются вашими братьями по вере и вашими близкими. И не будет на вас греха, если совершите ошибку. Важно лишь намерение вашего сердца. Аллах воздаст по заслугам. Аллах милосерден. — Дэрен отступает на шаг, снова становясь рядом с Айфи. — Я дам ей свою фамилию.
Судья откидывается на спинку кресла.
— Разве не нашел Он тебя сиротой и не дал приют? Он нашел тебя заблудшим и повел прямым путем. Он нашел тебя в нужде и обогатил. Потому не притесняй сироту. — Судья не сводит глаз с Дэрена. — Вы готовы принять эту девочку в свою семью как свою родственницу?
Дэрен кивает.
— Поднимите руку и повторяйте за мной. Клянусь Аллахом, — начинает судья.
Дэрен повторяет.
— Клянусь Аллахом, что буду защищать эту сироту и заботиться о ней, как предписывает мне ислам, как провозглашает пророк Мухаммед, мир ему. Со мной она будет в безопасности. Я буду кормить ее пищей моего дома. Я отдам ей одежду со своего плеча. Для всего мира она будет частью моей семьи. Клянусь, что буду близок к ней, как близки два пальца на руке. Я буду любить этого ребенка, как были любимы чада Пророка, мир ему. Я клянусь перед Аллахом.
Дэрен заканчивает речь, смотрит на Айфи — глаза его полны слез.
— Айфиома Диалло, — говорит он, словно пробуя новое имя на вкус.
— Диалло, — вторит она. Ей хорошо и спокойно.
Глава 33
Онайи старается запомнить черты пилота, цвет глаз, волосы, светлый оттенок кожи. Она представляет себе лицо генерал-майора, когда она принесет ему голову этого офицера. Убить эту собаку, изуродовавшую ее еще ребенком… Она видела его в кошмарных снах с тех самых лет… И вот он здесь, Онайи едва сдерживает усмешку.
— Ублюдок фулани, — ухмыляется Кесанду. Онайи видит, как свирепо смотрит она на экран. Она никогда не видела Кесанду в таком бешенстве. Плечи вздымаются. Руки сжимают винтовку. Вены вздулись на шее. — Ты только и знаешь, что убивать. Женщин, детей. Для тебя нет разницы. — Она делает два шага вперед. — Убиваешь так часто, что даже не помнишь их. Но все деревни, которые ты сровнял с землей, города, которые разбомбил, каждый лагерь, на который ты нападал, — ты сам создал себе тысячи новых врагов. Вот что случается, когда детям приходится видеть, как умирают их ровесники. Мы задавим вас. Мы победим.
Лицо нигерийского офицера остается безучастным. Словно он слышал подобное множество раз.
— Я и не ожидал, что вы пойдете на переговоры, — произносит он. — Но мне нужна эта запись, доказывающая, что я дал вам шанс сдаться.
Связь прерывается. Экран исчезает. Онайи продолжает смотреть туда, где он только что был. Ей доставляет удовольствие иметь конкретного врага. Она больше не сражается с безликой массой. Теперь можно направить всю ярость, все неистовство на этого человека. Если она убьет его, она, возможно, будет удовлетворена. Она повторяет клятву, которую дала много лет назад, на этот раз называя своего мучителя по имени: Шеху Дэрен Сулейман Секоу Диалло, я убью тебя.
Она видит, что Кесанду еще не удалось овладеть собой. Тут тоже явно что-то личное. Может, он разбомбил ее родную деревню. Может, лишил ее родителей. Может, Кесанду, как и Онайи, хочет сконцентрировать ненависть на ком-то одном. Одной мишени достаточно. Один человек, которому можно отомстить за все, что пришлось выстрадать.
— Думаешь, у нас еще есть время? — спрашивает Онайи.
— Не так много, — отвечает Чинел.
Агу делает шаг вперед. Шрам отчетливо выделяется на его плече.
— Они не станут бомбить объект, пока здесь их солдаты. Задача солдат — нанести нам точечные удары и сохранить жизнь максимальному числу заложников. А тогда уж они взорвут станцию, чтобы убить нас всех.
— Мы ни в чем не виноваты, — кричит опять один из рабочих. — Вы так никогда не добьетесь мира!
Нгози бьет его прикладом, кровь льется из раны на виске.