Боевой оркестр (CИ)

  - ...уточняю, курс двести двадцать один, к перестроению товсь...

  - ...поправка к курсу два градуса к северу, дистанция...

  - ...внимание... сброс!!!

  Любовь к объективности требует заметить: никакого сброса не было хотя бы уж потому, что бомбовой нагрузки самолет не нес. Но даже с учетом этого очевидно ошибочного слова, все остальные ясности не добавляли. Непосвященный вряд ли бы смог перевести на человеческий язык половину сказанного, а действий штурмана не понял бы вовсе. К этому следует добавить: непосвященных на борту почти что не имелось. Командир бомбардировщика был полностью в курсе, а бортмеханик не входил и не мог входить в число посвященных, ибо всего вышецитированного диалога не слышал (двусторонюю связь ему на время учений отключали, он мог только сообщить что-то командиру).

  Нельзя сказать, чтобы пилоты были в восторге от задания с обучением штурмана. Скорее оно вызывало у них скрежет зубовный, но... все они были дисциплинированными командирами, а также понимали необходимость этих учений. Коринженер все же разъяснил им суть основной боевой задачи: бомбить объекты предстояло в скверных погодных условиях. А если бы вопреки прогнозу погода оказалась бы ясной, то боевая операция подлежала переносу по времени.

  На самом деле требование имело чисто педагогическую основу. Рославлев точно знал и погоду на тот день, и расписание цели, и иные параметры. Сдвиг по времени был не просто нежелателен: он грозил сорвать всю операцию.

  Второстепенные объекты были в некотором смысле легче в работе. Во-первых, у них была порядочная длина - от ста двадцати до тысячи метров. Во-вторых, присутствие женщин и детей полагалось крайне маловероятным на самом длинном объекте, а на более коротком их вовсе быть не могло. Но у этих двух были и минусы. Отсутствовала система точного наведения. Точнее сказать, она полностью отсутствовала для второго объекта, а для третьего лишь с некоторой вероятностью, Правда, коринженер клялся на общем собрании, что уж по цели длиной более сотни метров умная бомба не промахнется, но в ответ на это заявление весь летный состав подумал практически идентично: 'Всякое бывает'.

  Объективно говоря, готовность истребительного авиакрыла была наивысшей, то есть лучше, чем у штурмовиков и бомбардировщиков. Положа руку на сердце, Смушкевич и Рычагов не могли винить в этом летный персонал. При всей сложности МиГов летать на них все же было попроще, если, конечно, не заниматься особо сложным пилотажем. Но как раз это было строжайше запрещено под страхом полного отстранения от полетов. Атмосферу сгущали также высказывания Рычагов на разборах полетов:

  - Это вы не были в обучении у товарища Александрова. Если он только выберет для этого время - тогда узнаете... нынешние занятия курортом покажутся.

  'Курсанты', разумеется, не спорили, хотя в мыслях не соглашались с этими словами. Обучение ни по каким признакам на курорт не походило. Матчасть учили, правда, не особо строго, на что было получено разъяснение в следующих словах: 'Вам надо только знать, что неисправно и можно ли с этим дотянуть до своих; исправить своими силами вы все равно ничего не сможете'. Зато пробные воздушные бои, да не с кем-нибудь, а со своим же братом-истребителем, только что те летали на обычных машинах (большей частью на 'ишачках'), да еще с полной регистрацией всего происходящего на хитрых кинокамерах, необычайно миниатюрных, но дающих отменное изображение, с возможностью остановки показа, перемотки... это да. Причем на разборе полетов к записи подключались хитрые расчетные устройства, которые безжалостно показывали предполагаемые трассы снарядов или возможность захвата цели ракетой. Натурально, все ошибки выявлялись, как на планшете с бумажными схемами боя.

  - Это что, - приговаривал в таких случаях товарищ комдив, - видели бы вы, как мои полеты Александров разбирал. Пух и перья летели!

  Штурмовики (в неофициальной обстановке коринженер именовал их 'вертолетчицы') продвигались в обучении медленнее. Почему-то на их занятиях Александров присутствововал чаще, чем на всех прочих. Соответственно, и пояснения вкупе с критикой им доставались в большем объеме.