Боевое задание

Не знали ребята, что их выдумкой скоро начнут пользоваться сельские комсомольцы и все, кто ненавидел фашистов и старался хоть как-то с ними бороться. Слава генерала Зарубы росла не по дням, а по часам.

Красноармеец Сорокин уже начал ходить. Узнав о поджоге дома с фашистами, он запретил своим друзьям такие опасные вылазки.

Но «генерал Заруба» уже действовал и в соседних районах. Он проник даже в город.

Ваня и Яша ждали теперь только полного выздоровления раненого красноармейца, чтобы отправиться на восток, к линии фронта. Как вдруг ночью на их костер набрела разведчица Маруся.

…Выслушав эту горькую исповедь, командир печально посмотрел на Ваню и совершенно серьезно, как взрослому, сказал:

— Да, пережил ты, товарищ, немало. И хорошо, что Мария Федоровна тебя нашла. Нельзя сейчас действовать в одиночку, непродуманно. Давай веди своего Яшу и красноармейца. Будем вместе бить этих гадов. Организатор нашего отряда Иван Трофимович говорит: «В большом огне и сырое полено горит лучше».

— Да я-то пошел бы и Яша тоже. Но красноармеец ни за что не пойдет.

— Это ж почему? — удивился командир.

— У него хранится страшная тайна, которую он, наверное, никому не раскроет, только своему командиру. Я поклялся ему молчать. Но вы сами спросите его, может, вам он и скажет.

— Ну что ж, ради важной тайны я готов сам пойти к нему на переговоры, — заявил командир с готовностью.

А через несколько дней была годовщина Октябрьской революции, и партизаны принимали присягу под воинским знаменем, которое принес в отряд красноармеец Сорокин.

Первыми у знамени стояли Ваня и Яша, а уж потом сам знаменосец Владимир Сорокин и остальные партизаны.

ТВОЙ ПОДВИГ ВПЕРЕДИ

Пионерский лагерь, стоявший на лесистом берегу Припяти, сразу же, как началась война, был приспособлен под госпиталь. С утра до вечера везли сюда раненых красноармейцев, которых нельзя было эвакуировать в глубокий тыл.

Директор пионерлагеря, учитель рисования Василий Сергеевич Сомов, прямо из лесу пришел в военкомат проситься на фронт. Но его в строевую часть не взяли, так как у него был порок сердца. А направили в госпиталь.

— Начальник госпиталя сам решит, что вам поручить, — сказали в отделе.

В привычные стены бывшего пионерлагеря Сомов вернулся со своим учеником, восьмиклассником Андреем Терехиным, который тоже рвался на фронт. Андрей хотел было прямо из военкомата удрать на передовую, но пожалел своего учителя и решил ему помочь на первых порах.

Главврач, увидев крупного, широкоплечего учителя и не менее крепко сложенного, рослого ученика, приказал им принимать раненых и размещать по палатам. Учитель ничего не сказал о своем больном сердце. А ученик старался всячески облегчить ему работу. Вдвоем они бережно снимали с машины или с повозки раненого, клали на носилки и относили в палату. При этом Андрей ухитрялся делать так, что основная тяжесть носилок доставалась ему, а не учителю. Он брался за ручки носилок у самого изголовья раненых.

В первые же часы все комнаты были заполнены до отказа, а раненых все подвозили. Главврач прошел по палатам и приказал поставить дополнительные койки. А к вечеру заняли и сарай и чердак.

Все врачи к концу дня превратились в хирургов, делавших сложнейшие операции. Санитары вообще сбились с ног. А учитель Сомов лежал во дворе под деревом бледный, неподвижный, и врач сидел возле него со шприцем.

Андрею теперь пришлось работать с маленьким, медлительным и слабосильным человеком. К полуночи Андрей дошел до того, что, подходя к койке тяжело раненного, споткнулся, упал, да так и уснул как убитый.

Очнулся он от грома и грохота, сотрясавшего все здание. Но спать хотелось так, что он только повернулся удобнее и снова впал в забытье. Вдруг что-то упало ему на голову, запорошило глаза. Он вскочил, отряхиваясь. Это с потолка обвалилась штукатурка.

В темной комнате творилось что-то невероятное. Все кричали. Одни звали санитара, сестру, доктора. Другие просто ругали весь белый свет.

При вспышке и взрыве за окном Андрей увидел, что все, кто был в этой огромной комнате, столпились у дверей, стараясь поскорее выйти. Одни пробирались на своих ногах. Другие ковыляли с помощью товарищей или придерживаясь за стенку. Некоторые ползли.

«Бомбежка!» — только теперь понял Андрей и бросился на помощь раненому, лежавшему на койке без движения.

— Дружок, — слабо проговорил тот, — не надо. Мне уж все равно: что там, что тут.

— Внизу — подвал! — пытаясь приподнять тяжелого, словно прикованного к постели бойца, сказал Андрей.

— Помоги тем, кто ползет. А за мною пришли носилки.

Здесь трудно было понять, что нужно делать сначала, а что потом. И Андрей на минуту растерялся.

Дом опять осветился пламенем близкого взрыва, вздрогнул, стряхивая штукатурку со стен и потолка. Бомба разорвалась близко, но стены не повредило. Андрей понял, что скорее надо спустить всех со второго этажа.