— Еще после войны с Японией забрался сюда солдат Тодор с женой, — подходя к березнячку, рассказывал Чимарко. — Ему грозила каторга. Он и сбежал от ясного папа. Да так тут и обосновался. Появился у него дом и семья. Так и жил бы. Да те сосны выдали.
Как-то во время зимней охоты пан спросил у своих егерей: «А что за деревья посреди болот? Я там никогда не бывал». «Туда ваш конь не пройдет: болота незамерзающие», — ответили ясновельможному. «Становитесь на лыжи, а меня на санях везите!» — топнул пан.
Так и пробрался волчий бес на тайный хутор Тодора. Пробрался и узнал в Тодоре того самого солдата, что заковал покойного графа в кандалы, уготованные ему самому. Ага, так было. То и дед мой Иван подтверждал.
Провинился как-то Тодор перед паном, и тот велел заковать его в кандалы. Отковал кузнец кандалы для Тодора, принес пану и положил на стол. Полюбовался пан на добрую работу. Ну, говорит, завтра и загремит мой враг на каторгу в этих кандалах. А ночью Тодор забрался в горницу через окно и самого ясного пана заковал в те железяки…
Так перед самым приходом Советов и нашли папы Тодора. Дом спалили, самого — в картуз-березу. То была у нас тюрьма для тех, кто против богатых. А семью выслали куда-то…
Вот и мы, как началась война, облюбовали это место про случай, если от тех гитлеряк тикать придется. Под пожарищем оказался глубокий погреб. Крепко сбил Тодор дубовый сруб, вода не проходит. Там и устроили мы свой схрон. Даже запас еды поддерживаем про всякий случай.
С этими словами бакенщик вошел в густой березнячок. Деревца были ему по плечо. Отвернул две сбитые вместе обугленные половицы. Показалась дубовая крышка погреба.
— Вы тут постойте, а я спущусь, — сказал Егор Степанович и, приподняв тяжелую крышку, влез в подземелье.
Тотчас внизу блеснул красный огонек фонаря.
Сергей заглянул в тайник. По крепко сбитой лестнице бакенщик поднимал наверх что-то тяжелое.
— Держите! — крикнул он снизу и подал цинковый ящик.
Сергей так и вздрогнул от радости — это был ящик с толом.
— Тут их всего восемь, — глухо донеслось из подземелья.
— Степаныч! Давай пока половину.
— Такое богатство! — воскликнул Соколов.
— Есть еще и гранаты, — пробубнил, как из бочки, старик. — Сыны говорят — против танков они.
— Много их у вас? — нагнувшись в люк, спросил Сергей.
— Четыре.
— Давайте все сразу.
Патронов Сергей пока не стал брать. Самым дорогим сейчас была взрывчатка.
Возвращаясь с острова, партизаны чувствовали себя сильными, уверенными, хотя перегруженную лодку в каждый миг могло захлестнуть водой и потопить.
СЫНОВЬЯ БАКЕНЩИКА
Убедившись, что бакенщик не обманул, партизаны тут же назначили встречу с его сыновьями, работающими в речной полиции. На следующее утро, в воскресенье, Кирилл и Арсентий прибыли в гости к отцу, как всегда на моторной лодке.
На случай, если за братьями немцы следят, партизаны заранее места встречи не назначали. А когда возле хутора остановилась моторка, подали бакенщику условный сигнал.
Наскоро переодевшись в домашнее, сыновья отправились на весельной лодке туда, куда указал отец. Из Припяти поднялись по одному из притоков, а там их встретил партизан и повел по лесу.
Кирилл и Арсентий были уверены, что их приведут в лагерь большого партизанского отряда, о котором после обстрела бронекатера ходили в городе легенды. Казалось даже, немцы сами раздували слух о том, что Припять до самого Днепра оседлана партизанами и всякое судоходство прекращено. Но партизан, встретивший полицаев, привел их на лесную полянку, где на поверженной бурей березе сидели Моряк и Соколов.
— Сергей! Товарищ Прохоров! — узнав бывшего механика бронекатера, обрадовался Арсентий и смело подошел к Моряку. — Кирюха, помнишь, этот товарищ обучил меня игре на баяне.
— Толковым был: с ходу все понял! — заметил партизанский командир. — Хорошо бы и теперь нам так же быстро понять друг друга, — и он рукой пригласил сесть на поваленное дерево.
— Все зависит от вас: как научите, так и будем играть, — отвечал Арсентий.
Говорил пока только он, видимо, по праву старшего в семье.
— Пока что и без науки вы действовали очень хорошо, — сказал командир. — За такой склад боеприпасов Советская власть простит вам очень много грехов…
— Товарищ командир, грехом нашим была только полицейская форма, — заметил Арсентий. — Но и ее мы напялили не по доброй воле.
— Да это нам понятно, — хмуро проговорил Моряк.
— Вы не о том думаете, товарищ командир, — смело возразил Арсентий. — На это дело нас уговорил товарищ Воронов Константин Андреевич.
— Константин Андреевич? Где он? Разве он тогда…
— Из-под бомбежки его вытащил Кирюха и привез на хутор, — рассказывал Арсентий. — За недельку он пришел в себя…
— Это начальник порта, — пояснил Моряк Соколову, — и член бюро обкома партии.