Боевое задание

Суп был прозрачный, заправленный мелко нарезанной травкой. Что это за травка, Коля не стал спрашивать. Видя, как уплетает этот суп его новый товарищ, как бережно откусывает от своей четвертинки оладышка, Коля понял, что городские живут намного хуже деревенских. Он не вытерпел, принес все свои запасы и, несмотря на решительный протест хозяйки, заставил Броника съесть целую оладью.

После обеда хозяйка сказала, что если Вера и оставлена в городе, то найти ее не так-то просто. Нужно время. И заниматься этим должны не дети. Она обещала за неделю все узнать и сообщить. Только надо оставить адрес. Может, кто пойдет в деревню, передаст.

И тут Коля спохватился, что он не знает даже фамилии тетки Христи, хотя и назвал ее деревню. Голова закружилась от стыда, что он обманул эту добрую женщину. Но тут же нашелся:

— Лучше я через несколько дней сам приду к речке и встречусь с Броником.

— Найлепше! — подхватила хозяйка. — Приходи на ту субботу.

На том Коля и Проник ушли из дома. Теперь Коля уже освоился с городом и решил пройти по набережной. Еще когда вышел из лодки на левый берег Припяти, его тянуло пройти по ней и все высмотреть. Но впервые так близко увидев фашистов, он не посмел об этом даже заговорить с ребятами. А теперь, как только вышли из дому, сказал:

— Броник, я ни разу не ходил до конца набережной.

— Там хороший парк. Раньше были всякие игры. А теперь полно немцев, — отвечал Броник. — Там у них разные укрепления. А когда Красная Армия перешла Днепр, там даже пушки выкатили в парк и на речку нацелили. Люди смеются, говорят: гитлеряки боятся нашествия лягушек с Пинских болот. Пойдем, сам увидишь. Только я тебе дам удочку и котелок, чтоб тоже на рыбачка был похож.

Он сходил в конец двора, где стоял ветхий, покосившийся сарай, принес два удилища из лещины и огромную банку с дужкой от ведра.

Закинув по паре удилищ на плечи, рыбачки отправились в парк, откуда набережная тянулась до самого моста, близ которого стояли лодки горожан, в том числе и Броникова.

В парке обычных праздношатающихся не было. Не встретили здесь ребята и немцев. В левом, возвышенном углу парка, под прикрытием старых развесистых кленов стояло три зеленых орудия, нацеленных на юго-восток. Возле орудий ходили два автоматчика в касках. Поодаль виднелся домик, окрашенный в тот же зеленый цвет, что и пушки.

— Там их живет больше десятка, — кивнул Броник. — Один раз им прямо на крышу шарахнули связку гранат. Теперь крыша новая.

— А фрицы?

— Тоже другие. Тех вон там зарыли, где раньше была волейбольная площадка. Теперь они, видишь, колючей проволокой обгородились. Да все равно издали можно метнуть так, что…

Броник умолк. Навстречу в ногу шли три солдата. Наверно, на пост к тем орудиям.

Коля теперь уже не шарахался от немцев, а лишь по примеру Бронислава сошел с дороги. Немцы прошли, не обратив на ребят никакого внимания.

— А вот там зенитная установка. Пушка и спаренный пулемет, — сказал Броник, когда дошли до другого угла парка. — Только здесь надо проходить быстро, а то Рыжий шею намылит. Тут всегда топчется рыжий ефрейтор с усами и с челкой, как у Гитлера. Не разрешает даже замедлять шаг, всегда орет: «Вэк! Вэк!»

Мимо зенитной точки прошли быстро, вприпрыжку. И только спустившись из парка на набережную, пошли спокойней. А когда миновали пристань, Броник шепнул:

— Слева дот. Не пяль глаза.

Коля учел это замечание и не очень-то разглядывал дот. Он шел размеренно, мысленно считая свои шаги. Отошли шагов двести от зенитки и поравнялись с огромным блином из бетона. Из-под глянцевато-серого блина чернело оконце.

— Амбразура, — шепнул Броник. — С той стороны, от речки их еще четыре. И в каждой по пулемету или по винтовке.

Коля шагал по песчаной набережной, как по раскаленной сковороде. Ему казалось, что со всех сторон в него впиваются своими злющими глазами фашисты и вот-вот спросят: «А что это ты считаешь шаги? Зачем тебе знать, на каком расстоянии от зенитки стоит первый дот и второй?» Сзади его, казалось, что-то даже подхлестывало. Но он не переставал считать.

От зенитки до первого дота было двести тридцать шагов.

От дота до двора, в котором стоял огромный тягач и десяток крытых грузовиков, — триста десять.

И почти против этого же двора опять дот с торчащим из амбразуры дулом станкового пулемета.

Дальше ничего такого не было видно. И Коля спросил у Броника, будет ли еще что-нибудь такое же страшное.

— Только возле самого моста есть еще один дот. Там хозяйничает толстый немец. Он крупную рыбу отнимает. Но не дерется.

Коля нарочито облегченно вздохнул и перестал считать шаги, мысленно закрепив в памяти то, что насчитал.

Наконец подошли к причалу. И когда вошли в лодку, Коля снова посмотрел на виселицу. Стало еще страшней, чем утром. Там теперь висели совсем другие люди. Их было семеро. И под ними во всю ширину перекладины плескалось алое полотнище, на котором чернели огромные буквы: «Пинские городские партизаны».

— Теперь у нас говорят: виселица — главная примета захваченных фашистами городов.

— Страшная примета! — хрипло прошептал Коля и сел на корму лодки спиной к городу.