Секретарь не успел опомниться, как железные пальцы Джамили впились ему в глотку, надавливая на кадык. Абудараф захрипел, глаза у него вылезли из орбит, лицо начало багроветь. Он судорожно дергал ногами, поочередно цепляясь то за руки своего хозяина, то за его пальцы, то просто пытаясь оттолкнуть Джабраиля.
– Говори, пес шелудивый! – продолжал шипеть тот, еще сильнее сдавливая горло. – За сколько ты меня продал, ишак вислоухий?!
Почувствовав, что тело помощника немного обмякло, и увидев, что у него вываливается язык, Джамили с силой оттолкнул Абударафа от себя. Тот, почти потерявший сознание, отлетел к бетонной стене, глухо ударившись головой, и сполз по ней на пол. Стоя на четвереньках, он натужно кашлял и хрипел, не в силах подняться на ноги. Джамили стоял над ним, глумливо ухмыляясь.
– Ну, – спросил он, когда Абудараф начал приходить в себя, – будешь говорить или мне повторить урок?
– Я не понимаю, в чем провинился, ага, – сипло ответил тот. – Ты можешь меня убить, но только скажи – за что?
Джамили мягко, как барс, прошелся по комнате, что-то обдумывая. Секретарь продолжал сидеть на полу и следить за хозяином преданными, хотя и помутневшими глазами.
– Встань! – резко прикрикнул на него Джамили.
Абудараф с трудом поднялся на дрожащих ногах, потирая горло, на котором багровели следы от пальцев Джабраиля.
– Спрашиваю еще раз. Откуда ты узнал про «Аятоллах» и про то, что туда уехали Хусейн и русский?
– Мне сказал об этом Мустафа, – просипел секретарь, боязливо поглядывая на господина. – Помощник Хусейна...
Джамили бросил колкий взгляд на Абударафа. Его лицо из багрового стало синюшным. Это было заметно, даже несмотря на смуглую кожу. Но Джамили больше интересовали его глаза. Несколько минут он пристально, не мигая смотрел на помощника. Однако Абудараф выдержал этот взгляд.
– Хорошо, поезжай в «Аятоллах», – проговорил Джабраиль после напряженного молчания. – И впусти ко мне Мустафу, я его кое о чем спрошу.
Оставшись один, Джамили некоторое время стоял посреди комнаты, лихорадочно соображая, как ему поступить. Мустафа Адель был человеком Мчарека, приехал в лагерь вместе с ним. Схватить его за горло, как Абударафа, Джабраиль не мог, не узнав, как чувствует себя Хусейн. Сообщивший ему о происшествии аятолла Мухаммад говорил, что Мчарек без сознания и что у него разбита голова. Выудить больше из наставника «Аятоллаха» Джамили не удалось. Поэтому Джабраиль предпочитал не ссориться с Мчареком и его людьми. Хотя Мустафу он ненавидел, пожалуй, даже больше, чем его хозяина. Чистокровный тунисец, тот вел себя независимо и в чем-то даже нахально, особенно когда разговаривал с Джамили. Однако никто его не трогал, поскольку за ним стоял американец...
– Джабраиль-ага, – почтительно остановившись на пороге, окликнул Мустафа, – у меня к вам очень важное сообщение. Хусейн-ага просил рассказать вам все, если он не вернется до вечера.
– Что «все» ты должен мне рассказать? – резко бросил Джамили, глядя на вошедшего исподлобья. – Все, что мне надо знать, я знаю и без тебя! Чем ты собрался меня удивить?
– Я знаю, где сейчас скрываются русские коммандос, которых вы хотите найти.
– Что-о-о?! – выпучив глаза, взревел Джамили.
– У вас, Джабраиль-ага, от радости стало плохо со слухом? – нарочито учтиво спросил Мустафа.
– Откуда тебе это известно? – хрипло спросил Джамили.
– Все очень просто, Джабраиль-ага...
Мустафа подошел к столу и положил на него плоскую прямоугольную коробку ноутбука. Подняв крышку-монитор, он нажал на какую-то клавишу. Через секунду на экране высветилась карта, по которой двигалась красная пульсирующая точка.
– Они в районе селения Эль-Керика, – проговорил Мустафа, наслаждаясь недоумением Джамили, – это совершенно точно, можно не проверять. Та засада, которую мы устроили им под «Аятоллахом», провалилась. У русских откуда-то взялся бронетранспортер. Возможно, они привезли его с собой. В любом случае теперь уничтожить их будет значительно сложнее... Зато мы можем отслеживать каждый их шаг.
– Как ты все это узнал? – с нескрываемой завистью спросил Джамили.
Сам он, хотя и учился в Америке, до сих пор плохо разбирался в новых технологиях, несмотря на то, что в Вермонте их преподавали. Просто эта наука ему почему-то не давалась. Впрочем, если учесть, что из колледжа он был отчислен за неуспеваемость, то ничего удивительного в этом не было. Какое-то время Джамили списывал это на свое мусульманское происхождение, но вскоре выяснилось, что оно тут совсем ни при чем. Тем не менее Джабраиль упрямо продолжал настаивать на своей теории, которая гласила, что истинному правоверному западные науки недоступны, поскольку попросту не нужны.
– Так где ты этому научился? – слегка повышая голос, повторил Джамили.
– Просто некоторые жаждут познания, – улыбнувшись одними уголками губ, ответил Мустафа. – А для других этот путь оказывается слишком труден, и им не хватает терпения пройти его до конца...