Все части тел были от женщин, потому что его коллекция была важна для него, а сама мысль о сохранении мужских частей тела отвращала его также, как и секс гомосексуалистов. Он испытывал отвращение к гомосексуалистам. О них он думал, как о больных педиках и содомитах, а мужское тело находил тошнотворным: отмершие болтающиеся члены и волосатые индюшачьи потроха: мохнатые руки, ноги и жопы: пивные животики и усы, в которых скапливались бактерии. Он даже не мог понять, как мужчины привлекают женщин, либо других мужчин. Сами размышления на эту тему не просто поражали его, a вгоняли в ярость.
Он услышал пульсирующий шум, доносившийся с улицы наверху, и понял, что это басы, доносящиеся из сабвуферов.
Звук нарастал, но затем стал удаляться, машина проехала быстро.
В холодные месяцы Гарольд забирал заказы после наступления темноты, что ему было предпочтительнее. Но сейчас за окном было светло, и так должно было продлиться почти до девяти вечера, а он должен был забрать цветы из цветочного магазина до того, как он закроется в семь. Венки, которые заказала Мод, были готовы и требовались уже к завтрашнему утру.
Так же, как он испытывал отвращение к нахождению на улице, он испытывал радость от встреч с Тиффани.
Она была главным флористом в магазине и очень дружелюбна к нему, не смотря на всю его странность. Она излучала солнечную ауру, которая убаюкивала его, как ребенка в объятьях матери. У нее были идеальные зубы, темно карие глаза и длинные ноги, о которых он часто мечтал, чтобы они сжимали его. Ей было ближе к тридцати, и ее кожа была гладкой и загорелой от того, что она много времени проводила на солнце. Она транслировала вибрации ликования и беззаботного счастья, того типа счастья, которого Гарольд так и не познал, и он завидовал ее молодости и торжествующей способности просто расслабиться и получать удовольствие.
Он зашел, повернув голову к плечу, как обычно ведет себя школьник, который пересекается с учительницей, в которую влюблен.
- Здравствуй, Тиффани.
- Эй, привет, - тут же ответила она. – Пойду принесу их. Сейчас вернусь.
Он постарался улыбнуться и искренне надеялся, что в итоге не получилась гримаса мертвеца, с ротовой полостью трупа в окоченении смерти. Она прошла в холодильник и вернулась с обернутыми пластиком венками. Она рассчитала его, взяла деньги и вернула сдачу.
- Бизнес идет хорошо? – спросила она.
- Да. Даже oчень.
Выглядело так неловко, говорить так. Прибыль его бизнеса зависела от смерти и скорби. По крайней мере, ее бизнес в своей прибыли комбинировал и любовь и смерть, смесь, которую он больше предпочитал.
- А как у тебя дела? – cпросил он.
- Да неплохо, думаю. Не слежу за поступлениями, но я делаю много букетов. Думаю, сейчас, когда солнце снова выглянуло, любовь повсюду.
Он начал поддевать своим указательным пальцем большой; это была его привычка, когда он нервничал.
Будь он молодым, он сейчас пригласил бы ее на свидание. Он не понимал, куда делась уверенность, но был уверен, что потерял ее где-то в темном чреве своего подвала. Чувство жизни он потерял, проводя жизнь среди мертвых. Стоило ему взглянуть на себя в зеркало - он более не видел человека, он видел там упыря. Конечно, он был на десять лет старше ее, но это не самое основное, что его сдерживало. Основным были его ужасные сомнения насчет своей человечности.
- На этом все? – спросила она.
С прахом Симоны во вместилище, Гарольд помыл руки и надел свежие перчатки, чтобы поработать над пожилой женщиной, которая поступила ранее в тот же день. Он установил кровосток, сам же в это время подготовил формальдегид и инструменты, он слушал Вагнера и иногда отпивал из бокала с дешевым Шардoне.
Когда зазвонил звонок, его скривило от того, что его отвлекли. Он подошел к трансмиттеру и нажал на кнопку.
- В чем дело? Я работаю!
- Тут еще поступления, – cказал Гленн.
- Хорошо.
Лифт спустился и Гленн вытолкал койку. Тело покрывала белая простыня. Гарольд понял, что это женщина - большая грудь под простыней ее выдавала. Гленн прокатил ее по дренажам и поставил напротив старой женщины.
- Что-нибудь еще?
- Мод попросила меня взять урну. Она готова?
- Конечно готова.