Боди-Арт (ЛП)

Его первая любовь: Симона Вилсон. Его ненаглядная еще со средней школы, которая сейчас представляла из себя ничто иное, как очередное тело в его семейном склепе. Господи. Он не видел ее с выпускного – двадцать лет назад – спустя несколько лет, после того, как она его бросила. Городок был небольшим, но ему все равно не удавалось пересекаться с ней, хотя конечно, он не особо часто выходил на улицу.

В отличие от другого персонала "Похоронного бюро Рубена", Гарольд работал по ночам. Он приходил поздно и применял свое мастерство на мертвецах, чтобы они снова выглядели как живые, конечно не на долго, и только тогда, когда был сделан запрос на захоронение в открытом гробу; в остальных случаях, он просто бальзамировал тела, что не давало в полную меру развернуться его таланту. Ночь ему нравилась, так как день он презирал. При дневном свете шастало слишком много народу. Ночь же была пустой и спокойной. В тени Гарольд чувствовал себя гораздо комфортнее. Брать постоянно ночные смены было не совсем обычной практикой, даже для гробовщика, но и Гарольд был не обычным человеком, и его старшая сестра Мод, приняла его таким уже очень давно. Она владела фамильным бизнесом и разрешила ему эти ночные смены, в основном из-за того, что его мастерство обращения с мертвецами было непревзойденным. Стабильность заказов на похороны в открытом гробу была обеспечена как раз тем, что их похоронное бюро обеспечивало достойный вид покойников для финального поцелуя на прощание. Руки Гарольда были как будто волшебными, как патологоанатома никто не мог его превзойти.

Он был больше, чем просто гробовщиком, он был художником.

До этого момента, Гарольд никогда не работал над теми, с кем у него когда-то были отношения. Он даже думал, что это какое-то корпоративное табу, по типу, когда хирургам нельзя оперировать своих детей. Он не видел и не разговаривал с Симоной годы, но он безошибочно и сразу же узнал ее, когда ее осветила лампа. Даже не смотря на то, что ей было приблизительно сорок лет, лицо ее по-прежнему было столь же прекрасным, как тогда, когда они были молодыми любовниками. Это была ее особенная и лучшая черта. Сейчас он этим восхищался, его взгляд скользил по черте ее челюсти. Ее курносый нос был похож на фруктовый бутон, а ее губы, острые как жало пчелы, аккуратно расположились между щек. Даже неизбежное увядание ее плоти не могло отвлечь его от ее утонченной натуры.

Она была подобна ангелу.

Реальность того, что она умерла, пронзила его, как и понимание шансов, которое пришло вместе с ней, теперь он был по-настоящему одинок и время его истекало. Он не ходил на свидания годы. Он стал затворником и ночной совой, проживающим свои годы в темные часы, когда все спят. Его растущее отвращение к социуму полностью разрушило его, и теперь он даже не мог представить себе, как он может веселиться с девушками, подобно Симоне. Вспоминая то время, он бесцельно смотрел на безжизненный кусок плоти, и все это казалось ему как какие-то фантастические мечты. Он понимал, что как только он ее забальзамирует, как только закроют гроб с ней, часть его жизни тоже будет закрыта.

- Милая горошинка, - прошептал он ей в ухо.

Он поцеловал хладный лоб и вдохнул аромат ее кожи.

Подвал похоронного бюро был его студией – холодный и металлический погреб, пространство искусства. Здесь у него были его дезинфицирующие трубки и шланги, его блестящие инструменты из нержавейки и его мольберты для писания картин в виде кушеток. Затем, тут были сами тела - его жуткая глина для скульптур. Ему всегда нравилось взаимодействовать с плотью, предполагая возраст и недуг, который привел эти останки к нему. Достойный вызов он обожал больше всего. Но с Симоной было все по другому. Ее линии любви были настоящим шедевром сами по себе. Он чувствовал себя как мультипликатор, у которого появилась возможность прикоснуться к Давиду Микеланджело.

Он начал с аспиратора - устройства, которое откачивало кровь из тела. Он ввел его в ее левую икру и направил поток в слив под кушеткой. Он ждал, по-прежнему восхищаясь тем фактом, что его первая настоящая девушка лежала мертвая перед ним. Он глубоко вздохнул, наблюдая как ее жизненные соки покидают ее. Следуя инструкции, он начал пудрить ее лицо и натирать его кремами, работая над тем, чтобы подчеркнуть ее достоинства, при этом не испортив их. Ее бледность была призрачной, но по-прежнему чувствительна для него. Она выглядела так свежо, как будто только что приняла душ. Она даже пахла приятно.

- Дорогая, ты будешь моим специальный проектом, – cказал он ей.