— Да очень надо. А то я за эти годы не знаю, как ты на сиденье ерзаешь, когда у тебя подскакивает.
— Ну круто, маразм и извратство крепчает, — скривился брат презрительно. — Мы начали вести беседы о стояках друг друга. Так, может, ты тогда совсем не на Оксану змея душил в лесу?
Я не с первой секунды и сообразил, чего он сморозил. А как сообразил — прям бомбануло.
— Дебил, еще что такое каркнешь — и я тебе реально втащу! — заревел на него уже я. — Думаешь, я там по-настоящему тебя замечал? Пойми ты, дубины зажатой кусок, что я ее, по сути, одну видел и то, как она кайфует в процессе. А ты, братан, был только частью этого процесса, как потом и я. Ты видел, какая она была? Как же она… — Видение пьяной от наслаждения Ксюхи врезало мне в пах так, что в глотке пересохло, превращая мой рев в хрип, а в черепушке поплыло от резкого оттока крови к члену, который тут же уперся тупой башкой в ширинку, заставив ерзать уже и меня. — Это же ослепнуть и сдохнуть можно было просто. Меня так ни разу в жизни не уносило, так, чтобы с ходу, к хренам… — и, видимо, безвозвратно.
— Тему эту закрыли, сказал! — зло отгавкнулся Лекс, которого, зуб даю, приложило тем же видением. — Как будем по бывшему работать? Может, мы его сразу на упреждение у тюрьмы перехватим и четко растолкуем, если надо, с физическими доводами, где ему больше никогда не следует появляться?
Я поскреб ногтями подбородок, размышляя.
— Вряд ли это получится и сработает. Мы, конечно, сможем как-то выгрызть инфу о времени его выхода через Леонова или даже Боева, этого орионовского волшебника-разведчика, через Корнилова озадачить, но толку-то? Ты помнишь, что Семен нам про маман непростую этого Швеца рассказывал? Сто пудов мы и приблизиться к нему не сможем сразу, а если в наглую попрем, то еще и сами по заяве об угрозах схлопочем, а то и пятнадцать суток отсидеться влетим. А кто Ксюху стеречь будет? Корнилов, само собой, подключит кого-то. Нам с тобой надо, чтобы вокруг нее какие-то олени озабоченные паслись?
— Сами ничем не лучше.
— Сами — это сами. Остальные гуляют мимо нашего.
— Не нашего! Мое…
— Мы эту тему закрыли пока! — рыкнул я, затыкая этого упертого жадюгу, и он раздраженно засопел, но больше не вякал. — Короче, теплая встреча мудака из тюряги отменяется. Мы его будем все же непосредственно на подлете перехватывать и вот тут уже предметно объяснять, как и почему все поменялось.
— Согласен, — буркнул Лекс. — Разбиваем тогда время по сменам между собой и пасем Оксану круглосуточно. Но вот эту дебильную байду про то, что мы уголовники, и игрушки вокруг оружия предлагаю свернуть.
— И как? Придем ей и в лоб скажем, что нарисовались по поручению Корнилова? Во-первых, его заложим, во-вторых, жопой чую, что пошлет она нас тогда аж бегом. Пока мы в ее глазах еще типа наглые беспредельщики, то можно забивать на ее посылы, пока сама не выдохнет, а так… Вот прикинь, она возьмет и с психу позвонит Константинычу и потребует нас убирать хоть как. И что нам делать тогда? Партизанить, бля, отгоняя и бывшего и тех, кого он к ней решит приставить? А он решит, тут к бабке не ходи.
— Мне ей врать… — брат скривился, как от боли. — Все равно же потом все вылезет.
— Лекс, ключевое тут — потом. Угроза минует, Швеца потеряем от нее насовсем и потом и всю правду до копейки и приставашки. — Я зацепился глазами за вывеску кондитерской. — Тормозни, я к чаю чего куплю. И повод, и не ее же обжирать. Тем более у Ксюхи в холодильнике шаром покати.
— Ты когда нос туда сунуть успел?
Тогда, когда кто-то речи мне толкал про «ты уходишь, я весь в белом остаюсь».
— Успел. Она же, видать, экономила, бедолага, и каждую копейку копила. — В груди вдруг защемило остро-остро, я аж кулаком потер. Вот как она все это время одна жила, а? За что ей такое в жизни? Ее бы за пазуху себе спрятать, как котенка, греть, ласкать да кормить вкуснятиной.
— Так давай нормально продуктов закупим, — предложил брат.
— Ты дурак? — Ну, блин, нет у него понимания сути происходящего. — И как ты намерен ввалиться с этим продовольственным запасом с ходу и дать понять, что все, мы тут навеки поселились, принимай это как хочешь? Поговорить сначала надо по-людски. Объяснить, что и как хотим делать, и все такое. А то реально еще и сбежит куда. Мы уже и так натворили, полезли нахрапом, теперь время по-тихому подкрадываться и приручать.
— Полез ты.
— Не начинай. Сам ничем не лучше.
— Не лучше, — нехотя признал Лекс. — Ладно. А что насчет вероятности залета ее?
— А что насчет залета? — переспросил, понимая, что адресую себе. — Я тут трагедии не вижу.
— Только начни опять про аборт.
А вот сейчас прям сильно стремно стало. От себя. Стремнейше.
— Не, с этим тупанул, каюсь. Но если серьезно: ты брат мой, и я не вижу проблемы в том, что у моей женщины будет ребенок от тебя. Первый. Не от левого же мужика какого-то.