Бобовый король

— Я понятия не имел... Он кинулся очертя голову. Чистое сумасшествие! Ворвался в отель, спросил, где живет Карнах, поднялся и постучал — представляете! Рефлекс вежливости. Воображаю, какой это был стук... Карнах открыл дверь с револьвером наготове, открыл и выстрелил. В безоружного! Значит, Карнах превысил самозащиту, допускаемую законом. Револьвер Альбера так и остался у него в портфеле. Он же собирался сначала предъявить обвинение Карнаху... Свидетельница, к сожалению, одна — горничная этажа, женщина робкая, ее нетрудно запугать... Врачи ничего хорошего не обещают. Организм слабенький. Не Геркулес, одним словом. Неизвестно, выпутается ли...

Альбер только вчера сидел здесь, стучал чашкой по столу, негодовал. Зеленый котелок висел на том роге, у дверей. Сейчас Альбер при смерти, в него стрелял фашист. Я отвык от такого за двадцать лет. А здесь это, оказывается, возможно. Нацисты еще ходят по земле. Альбер, может быть, умрет...

— Я виноват, — повторил Этьен и сжал пальцами виски. — Я должен был удержать его...

— А я тем более, старик. Э, разве его образумишь! Бедняга наивен, как... Нет, нет, старик, и ты ничего не смог бы сделать.

Этьен стащил плащ с Маркиза. От кофе тот отказался. Мы поднялись наверх, Маркиз опустился в кресло, и я увидел, что он страшно устал.

— Альбер без сознания, — сказал он. — В Виллеруа я выяснил, по какой дороге он умчался из города. Ага, прятался у Этьена! Стало быть, Этьен и растолкует, кто направил Альбера в Тонс. Кстати, и Мишель тут, наш Бобовый король...

— Направил мой Андрэ, — сказал Этьен. — Дернуло его вмешаться! Он околачивался в Виллеруа и узнал у таксистов...

— Понятно! — сказал Маркиз.

— Ему что! Развлечение! В его возрасте мы...

— Да, старик, — вздохнул Маркиз. — Послушай, Мишель, — он поднял на меня удивленный взгляд, — объясни, что нужно от тебя Карнаху?

— От меня?

— В том-то и штука, Мишель. Ты нужен Карнаху зачем-то. Это факт.

— Не представляю, — пробормотал я растерянно. — Я даже не видел никогда Карнаха.

— Он тебя тоже не видел, Мишель. Он выяснял у служащих «Золотой подковы», куда ты уехал.

— Совсем несообразно...

Я не мог не вспомнить Полетту в ореоле открыток и альбомчиков, Полетту, племянницу портье, любительницу всяческих сенсаций. И рассыльного Кики, и официанта-сицилийца... Штурмбанфюрер Карнах расспрашивает их обо мне. Зачем? Я не встречался с ним. И вообще — это начисто противоречит здравому смыслу.

— Карнах ради тебя и приехал в Тонс, — сказал Маркиз. — Он снял комнату в отеле третьего дня. Верно, прочитал в газете о твоем воскрешении и прикатил. И сразу начал наводить справки. Когда его вспугнул Альбер, он был, по всей вероятности, на пути сюда.

— Невозможно, Бернар, — сказал я. — Тут какое-то недоразумение.

— Н-да-а, — протянул Этьен, помолчав. — Мишель воскрес как раз вовремя.

— В каком смысле? — спросил я. — Может быть, вы, братцы, знаете больше, чем я?..

— Нет, Мишель, — остановил меня Маркиз. — Мы сами ломаем голову. Карнах боится, страшно боится и все-таки лезет сюда. Он и стрелял-то от страха...

Меня вдруг бросило в холод. Если Карнах приехал ради меня, то, следовательно, все случившееся как-то связано со мной. И огонь на площади в Виллеруа, и выстрел в «Золотой подкове». Если бы я не воскрес, Альбер не лежал бы в больнице...

Не все ли равно, встречал я Карнаха или нет! Не это главное. Связь между событиями — вот что важно. Определенная роль в них отведена мне, хотя пока никто не может сказать какая.

Я волен отказаться от нее. Я подданный другого государства. Да, я могу встать и уйти. Я ни при чем, меня не касается! Разбирайтесь сами! Нет, я ни за что не скажу так. Этьен прав, Бобовый король воскрес не зря, как раз вовремя.

— Слушай, Мишель, — сказал Маркиз. — Карнах распоряжался всеми пленными на участке фронта.

Да, я знаю. Карнах послал нас рыть землю. Сперва мы копали траншеи, котлованы для землянок, блиндажей, потом могилу — для себя.

— Расскажи мне, как было в тот день! Все, во всех подробностях...

Бернар смотрит на меня с несмелой мольбой. Он очень деликатен, — наш милый аристократ.

— Подожди, — говорю я неожиданно для самого себя. — Где твоя фарфоровая трубка?

Он грустно усмехается:

— Разбилась... Я ползал по полу, искал следы крови и выронил. Это было мое первое следствие.

Зачем я спросил? Начало возникать прошлое с его лицами, вещами, запахами. Была в нем и такая подробность — трубка предка-маршала.

Все время, пока я рассказывал, трубка Маркиза курилась, сверкала своей фарфоровой чистотой — над бараками концлагеря, над колючей проволокой, над тусклыми касками охранников, над вонючей трухой, слежавшейся на нарах, над пустыми мисками с их голодным, сдавленным звоном. Было бы слишком противно вспоминать все это, если бы не теплилась трубка Маркиза, трубка товарища.

Лопаты с трудом, со скрежетом входили в каменистый грунт, разламывая слои песчаника, разрубая цепкие корни, почти неодолимо твердые. Руки, ноги немели от усталости, от слабости, — казалось, весь остаток сил ушел в лопаты, выполнявшие свою, машинальную, уже не зависящую от нашей воли работу.