Левое плечо и бок Колхауна были разукрашены пурпурными и желтыми ранами, но тело под ними выглядело мощным.
Саммер всегда нравились большие, спортивные мужчины.
Он натянул майку через голову и заправил ее в шорты. На животе у него теперь было написано «Найк». Его плечи и верхняя часть груди остались голыми.
Встретившись с ним глазами, Саммер отвела взгляд, чтобы он не прочел ее мысли.
– Давай поторапливайся, – сказал Франкенштейн, поднял с земли свою шапочку, сумку и отошел в сторону.
Маффи засеменила за ним.
Оставшись в одиночестве, Саммер сбросила с себя униформу «Свежей маргаритки» и облачилась в баскетбольные трусы и безрукавку. Трусы были черные, из тонкого нейлона, но, к счастью, мешковатого покроя. Они выглядели на ней вполне прилично, лишь на несколько дюймов не доходя до колен. Бросив беглый взгляд на вход в пещеру, Саммер сняла с себя лифчик и наскоро, но крепко связала концы разорванной бретельки. И, снова надев его, с удовольствием отметила, что очень приятно, когда бюстгальтер держит с обеих сторон.
– Ты еще не готова? – в донесшемся из-за кустов голосе Франкенштейна было нетерпение.
Саммер быстро влезла в безрукавку. Она свободно болталась на ее груди и бедрах, но когда Саммер заправила подол в трусы, то стала выглядеть очень даже симпатично.
Вот если бы еще принять душ, почистить зубы и причесаться…
– Почти, – отозвалась она в ответ, раздирая пятерней свои спутанные волосы. Без шпилек они падали на лицо и на плечи. Волосы были тонкие и прямые, как шелковая пряжа, и в настоящий момент такие же рыхлые. Ей бы понадобилось каких-нибудь пятнадцать минут, чтобы вымыть их, плюс шампунь, фен, щетка с толстыми округлыми зубьями и гель для волос. Пусть ее волосы прямые и блеклого каштанового цвета, но, если постараться, они могут быть весьма привлекательными.
Был бы поцелуй Колхауна более темпераментным, если бы она привела в порядок свое лицо и волосы?
Подходящей прической Саммер сочла одну косу, которая спадала ей за плечи. Единственное затруднение заключалось в том, как закрепить конец косы. Поскольку с ее блузкой в любом случае все было покончено, она решила оторвать от нее полоску и использовать ее в качестве ленты. Это оказалось труднее, чем Саммер думала: пришлось сначала надорвать ткань зубами.
Франкенштейн появился в пещере как раз в тот момент, когда она держала блузку во рту.
– Не настолько же ты голодна! – воскликнул он. Саммер состроила ему гримасу, разорвала ткань и завязала конец косы.
– Как я выгляжу? – спросила она, указывая на свой наряд.
– Примерно так, как если бы провела в лесу на неделю больше, чем собиралась, – оценил Колхаун и протянул ей пару черных баскетбольных туфель с высоким задником.
Саммер посмотрела на них и покачала головой:
– Я их не надену. Они слишком большие.
– Это лучше, чем босиком.
– Надень их ты, а мне отдай свои сандалии.
– Послушай, Розенкранц, нам идти много миль. Миль, ты понимаешь? Ты не сможешь идти в сандалиях. Подвернешь ногу, и будь я проклят, если потащу тебя. Или наступишь на разбитую бутылку, на змею. Ты…
Змея сделала свое дело.
– Давай их мне.
Он отдал Саммер баскетбольные туфли. Внутри оказались спортивные носки, которые она, присев, натянула с гримасой отвращения. Когда дело дошло до обуви, Саммер обратила внимание, что на нем была другая пара баскетбольных туфель.
– А почему ты себе взял туфли с низким задником, а мне даешь с высоким?
– Потому что мне они больше подходят. Я дал тебе с высоким задником, чтобы ты могла подвязать их к лодыжке, тогда они не потеряются.
Хорошая идея. Правильная. Саммер последовала его совету. Когда она закончила экипировку, Колхаун сложил разбросанные вещи в спортивную сумку, подобрал монтировку и, выбравшись из пещеры наружу, зашагал прочь.
Когда она догнала Франкенштейна, тот стоял и смотрел вдаль, его лицо было сосредоточенно, а глаза прятались в тени козырька шапочки. Он явно был чем-то озабочен. Женщина поняла, что выражение его лица так и останется непроницаемым, пока не спадет опухлость. Интересно, как он будет выглядеть, когда обретет свой обычный вид? Станет ли он красив? Но, глядя на его обезображенное ранами, ссадинами и кровоподтеками лицо, предполагать что-либо было трудно.
Саммер захотелось, чтобы он снова поцеловал ее. На этот раз более темпераментно и страстно, чтобы она могла судить, каков поцелуй Франкенштейна. Ее мечтания прервал вопрошающий голос Колхауна.
– Что ты так смотришь? – Повернувшись, он с вызовом глядел на нее.
Саммер покраснела, смутившись своих фривольных мыслей. Почувствовав ее замешательство, он нахмурился.
– Тебе надо бы умыть лицо, – произнесла она, гордая тем, что хладнокровно и быстро нашла ответ.
– Тебе тоже, – парировал мужчина и, ничего больше не сказав, зашагал в гору.
Саммер была по горло сыта его грубостью. И она не собиралась дальше безропотно ее сносить. Высоко подняв голову, она повернулась и молча направилась в противоположную сторону.
Разрываемая сомнениями Маффи сидела на своей пушистой попке, переводя взгляд с одного человеческого существа на другое, и жалобно скулила. Саммер и ее проигнорировала.