Блуждающие огни

Охранники при входе очень внимательно и крайне подозрительно нас осмотрели, но ничего не сказали. Мы шли с полковником, и, видимо, это их успокоило.

Потом доброго полковника увез попутный лифт, а мы пошли к стойке «ресепшн».

— Можно снять номер? — спросил Колчин с видом жутко важного интуриста.

Дежурная поморщилась и склонилась к журналу:

— Сейчас посмотрю, но, кажется, свободных номеров у нас нет.

— Хорошенькое дело, — пробормотал я. — Это что же, нам и голову приклонить негде? Не говоря уж обо всем остальном?

Надсадно ухнула за окном граната. Но женщина за стойкой даже ухом не повела.

— Свободных номеров нет, — оторвалась она от журнала.

Идти на улицу в такое время — чистейшее самоубийство.

— Мы журналисты. Из Москвы, — сказал я с нажимом.

— Да какая разница! — с досадой махнула рукой служащая. — Тут военных полно! Гуманитарные миссии целые этажи занимают! Гостиница забита.

Здрасьте! Тут гражданская война вовсю полыхает, а военные в «Интуристе» живут! Хорошее времяпрепровождение!

— Эк их расперло, эти гуманитарные миссии, — недовольно пробурчал Колчин.

Тут в душе у дамы на «ресепшн» щелкнуло какое-то реле милосердия. Она взяла телефонную трубку, навертела на диске коротенький номер и заговорила в микрофон по-таджикски. Понять ее было несложно. В потоке незнакомых слов то и дело мелькали непереводимые на таджикский слова: «корреспондент», «Москва», «командировка». На том конце отдали какое-то распоряжение. Мы неотрывно смотрели на служащую. Она медленно вернула трубку на место и с улыбкой сказала:

— Есть один двухместный номер на одиннадцатом этаже. Надеюсь, вы не будете просить два одноместных?

— Не будем! — заорали мы с Колчиным в один голос. — Давайте какой есть!

Нам сунули бланки, и мы их мигом заполнили.

Прежде я никогда не бывал в «Интуристах». Но по советской привычке знал, что для иностранцев всегда припасают все самое лучшее.

Например, много раз, проходя по Тверской, мимо знаменитого московского «Интуриста», что стоял когда-то в пяти шагах от Манежа, я грезил, как за стенами этой гостиницы шикарные буржуазные шпионы тискают податливых, пышногрудых агентесс из КГБ. И всем весело. И все пьют шампанское. Звуки негритянского саксофона вязнут в похотливой атмосфере разврата. Плывет душистыми слоями сигарный дым. В самой гуще всей этой запретной для советского человека жизни холодными пингвинами деловито снуют тудым-сюдым лакеи, поминутно шаркая от учтивости ножкой, и подливают халявный мартини.

Простой же русский человек кушал жизнь, приправленную говнецом и партийной пропагандой. Щупал толстозадых кондукторш в переполненном автобусе, пил дешевый портвейн и смолил бычок тошнотворной «Примы» на троих.

* * *

Спустя три года после развала СССР душанбинский «Интурист», видимо, решил уравнять в правах пролетариат и буржуазию. Огромный кондиционер в нашем номере давно издох и покрылся пылью. Холодильник имел такие маленькие размеры, словно его забыли тут по пьяни микробиологи, которые держали в нем пробирки с генетическим материалом. Кровати с визгливыми пружинными матрасами. Многоканальный советский телевизор, настроенный на одну волну. И ветхий коврик, по которому брезговали ходить даже тараканы… Вот и все, что осталось от некогда богатой буржуазной жизни.

Правда, в нашем положении беспризорников и как бы случайных найденышей в этом городе мы были рады любому пристанищу.

Уже окрепла за окном душная душанбинская ночь. Накатывала из парка горячечными приливами автоматная стрельба. Мы достали из морозильника водку. Открыли консервы (какая предусмотрительность, служащие гостиницы засыпают вместе с постояльцами). И через десять минут все наши страхи, бытовые неудобства и гражданская война — как рукой сняло. Жутко мучило только одно — мы постоянно потели. Пот скатывался ручьями со всех сторон и направлений. Стало казаться, что не пройдет и часа, как от нас останутся две мокрые лужицы.

Мы разделись до трусов, намочили простыни и перебрались с матрасами на широченный балкон. Это принесло пятиминутное облегчение. Но потом жара снова облепила нас удушливой ватой.

У парадного фасада гостиницы, куда выходил и наш балкон, вдруг пошла круговертью стрельба. От гостиницы лихо ответили автоматными очередями. Послышались резкие крики. Мощно затарахтели моторы.

— Чего будем делать? — спросил я Сашку.

— В номер не пойдем — там жарко. Сдохнем, на фиг.

— Ну, а тут стреляют под окнами.

— Да и хрен с ним. Они ж не в нас стреляют. Да и вообще в одиннадцатый этаж — стрелять бессмысленно.

— Я все же свет погашу.

— Погаси, — закряхтел Колчин. — А я пока водку разолью по стаканам.

Глава 4

Я всегда сплю допоздна. Поскольку хорошо помню русскую пословицу: «Поздняя пташка только глазки продрала, а ранней пташке — уже клювик начистили». Так вот, Судьба спящих не трогает. И чем позже вы встанете, тем меньше у нее будет времени устроить вам неприятности.

В дверь номера уверенно постучались. Скрипнули петли. Затопали по ковру шаги.

— Добрый день! — пропел женский голос.

— Здравствуйте, — сказал где-то удивленный Сашка.