Блуждающая Искра

Высокий жизненный тонус, несмотря на мещанскую организованность кругозора, патриархально-фермерские идеалы, делает настоящую книгу Фенимора Купера одним из наиболее значительных произведений этого писателя. Ее традиция — сила и бодрость — перешла в новой американской литературе — к революционному Джеку Лондону. В новой переплавке она несомненно станет традицией и пролетарской приключенческой литературы. Вот — основания горячо рекомендовать эту книгу нашему читателю. Что касается характера торговли с индейцами и другими туземными народами, обращения с матросами и неграми — указывать на них советскому читателю нет нужды. Мы предупредили в самом начале, что он будет иметь дело со страницей из истории торгового капитала. А известно, что на знамени его было написано: выгода. Выгода, каким бы хищничеством, вымогательством, обманом она ни достигалась…

Глава I

Красота Тирренского моря[1] прославлена еще со времени Гомера[2]. Вообще все путешественники считают область Средиземного моря, с его извилистыми, прихотливыми берегами, с Альпами и Апеннинами, выдающейся страною по климату, плодородию почвы и красоте местоположения. Этот чудный уголок, где с одной стороны — беспредельное море, усеянное живописно-оснащенными судами, а с другой — высокие башни на утесистых горах, представляет совершенно особый мир. Он не только приковывает к себе очарованного путешественника, но навсегда остается одним из чудных воспоминаний прошлого.

В течение многих веков турки и мавры[3] делали для европейцев опасным плавание вдоль цветущих берегов Средиземного моря. После изгнания мавров из Испании[4] это море сделалось ареною борьбы между самими победителями.

Особенно памятны события с 1790 по 1815 г., сделавшиеся достоянием истории. Тогда каждый месяц приносил известия о победе или поражении, о низложении правительств или завоевании какой-либо области.

Под вечер прекрасного августовского дня 1798 года легкое судно входило в канал Пиомбино[5], подгоняемое благоприятным ветерком. Оснастка судов Средиземного моря вошла в поговорку, благодаря их изысканной красоте. Это суда разных типов и носят различные названия. Появившееся в канале судно представляло трехмачтовый люгер[6] с огромным надутым парусом, черным кузовом, оживленным одной небольшой красной каймой, и с таким же высоким планширом[7], что из-за него виднелись одни только шляпы более высоких матросов. Новоприбывшее судно казалось подозрительным, и не один даже простой рыбак не решился бы подойти к нему на расстояние выстрела, пока не определятся яснее его намерения. Морские разбойники нередко появлялись у берегов.

Люгер был в полтораста тонн[8] водоизмещения, но черный цвет, в который он был окрашен, значительно скрадывал его размеры, к тому же он глубоко сидел в воде. Парус на нем был двойной, то-есть состоял как бы из двух крыльев, которыми он взмахивал, как птица, сильно смущая толпившихся на берегу моряков, внимательно следивших за всеми его движениями и поверявших друг другу свои сомнения. Все это происходило на каменистом мысе, возвышающемся над городом Порто-Феррайо на острове Эльбе. Небольшая гавань этого города совершенно невидима с моря, как будто она нарочно желает укрыться от неожиданных посещений подозрительных гостей. Однако, несмотря на свои небольшие размеры, гавань была достаточно укреплена на случай необходимости защищаться от неприятеля.

С набережной, тесно застроенной домами, обитатели, привлеченные слухами о появившемся иностранном судне, бросились на мыс, и на улицах города было пусто. Приближение люгера к этому сравнительно мало посещаемому порту произвело на его простодушных моряков такое впечатление, какое вызывает появление ястреба среди скромного пернатого населения птичьего двора. Делались различные предположения относительно характера и цели посещения этого судна.

Томазо-Тонти был старейшим моряком острова Эльбы, и его мнения, как человека опытного и вообще благоразумного, пользовались общим доверием, раз дело касалось моря. Кто бы ни прибыл в город — купец, трактирщик, рудокоп, — его первой заботой было разыскать Мазо, или Тонти — так как он известен был одинаково под обоими этими именами — и обратиться к нему со всеми своими сомнениями.

Сейчас толпа человек в двести окружала старого моряка; взрослые и дети держались так, чтобы не загораживать ему вида на море. Одни старики, — его сверстники, не стеснялись высказывать свои предположения, и Тонти не мешал им говорить, но сам высказывался очень мало и осторожно, чему и обязан был приобретенной им репутацией, так как всегда заставлял предполагать, что знает больше того, что высказывает. В данном случае из осторожности ли или потому, что действительно нелегко было остановиться на каком-нибудь определенном предположении, — но он упорно молчал, и его пасмурное лицо не предвещало ничего хорошего.

Весть о появлении иностранного судна не могла не привлечь на мыс порядочного количества женщин.