Блудный сын

В голове Карсон, частично из-за недостатка сна и избытка выпитого кофе, царил такой же хаос, что и в кабинете Роджерса.

— Тело Бобби Оллвайна исчезло? — переспросила она.

Джек кивнул.

— Само тело, образцы тканей, видеозапись вскрытия… исчезло все.

— Как насчет заключения о вскрытии и фотографий? — спросил Майкл. — Ты поместил их под именем «Герман Мюнстер», как я и предлагал?

— Да. Похитители их нашли и забрали с собой.

— Они додумались до того, чтобы заглянуть в папку с надписью «Герман Мюнстер»? — изумился Майкл. — С каких это пор могильные воры превратились в телепатов?

— Судя по тому, какой погром они учинили в хранилище документации, они копались во всех ящиках подряд, пока не нашли то, за чем пришли. Мы могли бы оставить заключение под псевдонимом Тинкер Белл,[29] и они все равно бы его нашли. И потом, они не могильные воры. Они же не вырыли Оллвайна из земли. Забрали его из ячейки морга.

— Тогда они похитители тел, — поправился Майкл. — Точный термин не меняет того факта, что ты попал, Джек.

— Само собой, — кивнул Джек. — Потеря улик в деле об убийстве. Да, не иначе как отправят на пенсию.

— Город срезал тебе расходы на охрану или что? — Карсон попыталась прояснить ситуацию.

Джек покачал головой.

— С охраной у нас не хуже, чем в тюрьме. Помогал кто-то из своих.

Не сговариваясь, Карсон и Майкл посмотрели на Люка, который тихонько сидел в углу на табуретке.

— Эй, я в жизни не украл десятицентовика, не говоря уже о трупе, — отозвался Люк.

— Только не Люк, — заверил их Джек Роджерс. — Он бы не смог провернуть это дело. Обязательно бы все завалил.

Люк поморщился.

— Спасибо, босс.

— Мы с Люком оставались здесь после вашего ухода, но не на всю ночь. Устали донельзя, так что в конце концов поехали по домам.

— Ты забыл запереть дверь? — спросила Карсон.

Джек зыркнул на нее.

— Черта с два.

— Признаки взлома?

— Никаких. У них, похоже, были ключи.

— Кто-то знал, что ты найдешь в Оллвайне, потому что, возможно, он не уникален. Может, есть еще такие же, как он.

— Только не уходи снова в «Сумеречную зону».[30] — В голосе Майкла слышались нотки мольбы.

— Один по крайней мере, — гнула свое Карсон. — Друг, с которым он ходил на похороны. Мистер Обыкновенный. Такой-же-как-все.

В дверь постучали, и тут же она открылась. Вошел Фрай, напарник Джонатана Харкера. Определенно удивился, увидев Майкла и Карсон.

— Чего все такие мрачные? — спросил он. — Кто-нибудь умер?

Усталость и кофеин не добавили Карсон терпимости.

— Слушай, если человеку говорят «отвали», что мешает ему это понять?

— Эй, я тут не по вашему делу. Мы расследуем стрельбу в винном магазине.

— Да? Неужели? Именно за этим ты приходил вчера в квартиру Оллвайна… искал того, кто стрелял в винном магазине?

Фрай изобразил неведение.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, О'Коннор. Больно ты сегодня нервная. Может, тебе с кем переспать, стравить напряжение.

Ей очень хотелось случайно пристрелить его.

Майкл словно прочитал ее мысли.

— Пистолет всегда может выстрелить случайно, но потом придется объяснять, а зачем ты вытащила его из кобуры.

Глава 45

Уютно завернувшись в халат, устроившись в большом кресле, Эрика провела ночь и утро в компании книг, даже позавтракала в библиотеке.

Читая с удовольствием, задумываясь над особо понравившимися ей отрывками, она тем не менее прочитывала по сотне страниц в час. Принадлежала, в конце концов, к Альфам Новой расы, то есть обладала превосходными языковыми способностями.

Читала она «Историю двух городов» Чарлза Диккенса, а закончив, сделала то, чего никогда не делала за все прожитые недели. Заплакала.

История эта была о силе любви, благородстве самопожертвования, ужасах революции во имя политической идеологии и о многом другом.

Эрика понимала концепцию любви и находила ее привлекательной, но не знала, способна ли она почувствовать любовь. Представителям Новой расы полагалось ценить интеллект, сторониться эмоций, отвергать суеверия.

Она слышала, как Виктор называл любовь суеверием. Единственный представитель Старой расы, шагнувший в Новую. Он заявлял, что идеальная чистота интеллекта куда выше всяческих сантиментов.

Тем не менее Эрику привлекала концепция любви, ей хотелось ощутить, что есть любовь.

И надежда, что она сможет полюбить, базировалась не на пустом месте, а на ее способности плакать. Встроенное в нее главенство интеллекта над эмоциями не мешало ей отождествлять себя с трагической фигурой адвоката, который в конце диккенсовского романа пошел к гильотине вместо другого человека.

Адвокат пожертвовал собой ради того, чтобы женщина, которую он любил, обрела счастье с мужчиной, которого любила она. Именем этого мужчины назвался адвокат, под этим именем его и казнили.

Даже если бы Эрика сумела полюбить, она не смогла бы пожертвовать собой, потому что программа строго-настрого запрещала представителям Новой расы самоубийство. Вот почему она испытывала благоговейный трепет перед этой способностью обычных человеческих существ.