Блуда и МУДО

Впрочем, Сергач, видимо, тоже получил сполна. Он как-то неприлично быстро впал в ничтожество, запил. Похоже, он лёг на дно, чтобы Моржов его не нашёл, и его за прогулы вышибли из ДПС. Контору Сергача перевёл под себя какой-то мент Иван, а может, Ковязинский райотдел стал руководить сергачовской конторой коллегиально. Сергач же вообще вывалился из поля зрения и Щёкина, и Розки, хотя затеряться в Ковязине было так же сложно, как ужраться с банки пива. При определённом усилии веры можно было решить, что всё это – обдуманная месть Моржова. Но единственным последствием моржовских деяний Щёкину казалось лишь странное оцепенение Розки, раньше деятельной и весёлой. Похоже, Розка махнула на всё рукой – и на ревность свою, и на бедность, и на уходящую молодость, и просто ждала Моржова обратно. Хоть какого. Хоть когда.

Щёкин развернулся и пошагал назад к корпусу, прикуривая сигарету от сигареты. За ельником грохотал поезд. Его грохот свободно, твёрдо и механично раскатывался по всей промёрзшей долине, а вот летом он запутывался в травах и глох, как пульс в шуме крови и в шёпоте близких, румяных, зацелованных губ.

Розка ждала Моржова, негодяя и бабника, а Милена обратно сошлась с Манжетовым. Это было странно, потому что звезда Манжетова закатилась. И Щёкин считал, что вовсе не Моржов закатил эту звезду. Манжетов был виноват сам. Он чего-то нахимичил с деньгами департамента, планируя покрыть свои делишки созданием Антикризисного центра. Но на Манжетова уставилось государево око, привлечённое ябедой девок из Троельги. Аферу с американцами и сертификатами око проигнорировало, но Манжетова, попавшегося оку, приподняли за штаны. Однако опустили его мягко. Всего-то понизили в должности до заместителя директора департамента. Так как директора не назначили, Манжетов получился исполняющим обязанности самого себя с сохранением прежнего оклада. Из этой странной позиции (в сравнении с которой изгибы «Камасутры» выглядели наивной архаикой) создавать Антикризисный центр Манжетов уже не мог. И МУДО, подобно битой посуде, живущей два века, продолжило своё безуспешное процветание под бодрым руководством Шкиляевой, неувядающей хризантемы народного образования.

Щёкин думал, что Манжетов и Милена выдавят его с работы за то, что в Троельге он слишком многому оказался свидетель. Но никто Щёкина не тронул. И Щёкин понял, что его безопасность – прощальный подарок Моржова, не имевшего ничего получше.

Наверное, поначалу Манжетов с Сергачом решили, что Моржов увёл их невест, рассказав об участии женихов в блядском бизнесе. Иного компромата за собой они не видели, а признать превосходство Моржова не хотели. И они отплатили Моржову той же монетой – отправили моржовскую шлюшку на встречу с бывшими невестами. Но Моржов побеждал честно. Он честно ничего не говорил Милене про похождения её суженого. И когда Моржов самоустранился, у Милены не осталось причины отвергать Манжетова. Про шлюх она не знала, а крах Антикриза – это форс-мажор. Манжетов не виноват, что Милена сама по собственной глупости написала на него кляузу, из-за которой форс-мажор и накликался. Милена простила форс-мажор, потому что Манжетов простил кляузу. И ещё потому, что он любил Милену.

Манжетов не был подонком. На благородство Моржова, промолчавшего, когда было надо, он ответил своим благородством, пощадив моржовского друга. Щёкин остановился посреди волейбольной площадки. Моржов, не раздумывая, срубил Лёнчика, будто на всём скаку саблей снёс врагу голову. И оставил без возмездия Сергача и Манжетова, потому что оба они всё-таки любили девок, которых Моржов у них отнял. Пусть по-уродски любили, но как уж умели. Через это и спаслись. Щёкин помнил моржовский ПМ. Моржов соблазнил Сонечку, и Сонечки ему вполне хватило бы на летнюю смену, но он не остановился и соблазнил Розку с Миленой. Он же сам повторял себе щёкинское правило: «Брать – так литр!» Моржов убил Лёнчика и не остановился бы, развязав поясок: за свою несчастную шлюшку он убил бы и Сергача, и Манжетова. Но не убил. Отступил, как ледник. Потому что Сергач не нуждался в девках (хотя не отказался бы от новых) и лип к Розке по любви. Потому что Манжетов не нуждался в деньгах (хотя не отказался бы от больших) и Милену подтягивал к себе тоже по любви. За свою любовь, за свои пиксельные мысли эти идиоты и сгубили неповинную шлюшку. А Моржов ушёл, чтобы их простить. Женщин он найдёт себе везде, а вот способность простить – везде, кроме города Ковязина. Наверное, он говорил себе именно так. А Щёкин сомневался в его правоте. Не «кроме Ковязина», а «кроме Земли». Кроме Земли.