Блуда и МУДО

Друиды привезли грабли, и Костёрыч уже скрёб землю возле умывальников. Соня и Милена не выходили из кухни. Завтрак проходил с участием лишь Розки и Щёкина, поутру обычно молчаливого. Зато Розка, расколупывая стопу пластиковых тарелок, искрила энтузиазмом и многообещающе намекала упырям на нечто особенно интересное, приготовленное на сегодня. Охапка граблей за углом корпуса навевала упырям нехорошие предчувствия, и упыри сидели мрачные.

– Ребята! – наконец объявила Розка за чаем. – Сегодня мы с вами устроим субботник!

Упыри чуть не попадали со скамейки, а Моржов захлебнулся сигаретой. Розка, видимо, не подозревала о новом смысле слова «субботник». А упыри – уличные паца – конечно, знали этот смысл. Причём про старое, советское значение слова «субботник» им никто никогда не рассказывал. Тем более уличные паца знали и Сергача-сутенёра, Розкиного мужика. Субботник – это когда менты решают расслабиться, требуют у подконтрольных сутенёров девочек, бухают и трахают шлюх: бесплатно и по беспределу.

Казалось, что упыри готовы шарахнуться во все стороны как можно дальше от Троельги. Но ситуацию спас Серёжа Васенин.

– Роза Дамировна, – укоризненно сказал он, – это ведь только при Советском Союзе рабочие на заводах работали в выходной на субботниках, а деньги перечисляли голодающим детям…

Упыри облегчённо загомонили.

– Ну, вы ляпните так ляпните… – отходя от столбняка, уважительно заметил Розке Гершензон.

– Да что вы, мальчишки, честное слово? – задорно ответила Розка, ничего не почуяв. – Вам нравится в лагере?

– Ничо так, – неохотно согласились упыри.

– Голодом не кормят, – поразмыслив, согласился и Гершензон.

– Но вы посмотрите вокруг – сколько мусора! А лагерь – наш дом! Давайте же все вместе дружно приберёмся в своём доме! Кому же из вас нравится жить на свалке?

Упыри завертели головами, удивлённо оглядывая окрестности. Было ясно, что сравнение лагеря со свалкой им в головы не приходило никогда. В Троельге для них всё было как везде.

– У меня дома в комнате ещё хуже, – недоверчиво пожал плечами Гершензон.

– А вот я согласна принять участие в субботнике! – заявила Наташа Ландышева.

Упыри бешено заржали, а Наташа и бровью не повела.

– Вот Дерьмовочку и забирайте на субботник! – крикнул Гершензон.

– Обезьяны пускай живут как хотят, а девушка должна жить в чистоте, – независимо пояснила Наташа.

– Правильно! – воскликнула Розка. – Субботник – он для нас!

Упыри со смеху повалились друг на друга. Только Ничков сохранил вертикальное положение. До него наконец-то дошло, и он вдруг страшно разгневался.

– Чо, работать?! – завопил он. – Мусор убирать? А мы, что ли, мусорили? Кто мусорил – тот пусть и корячится! Я за всяких уродов работать не обязан!

– Мы вообще на отдых приехали, – вставил Гершензон.

Упыри тотчас заорали, словно бы весь год они пахали, как негры на плантациях, ради драгоценных мгновений летнего отдыха, а вот теперь у них отбирают и это скудное счастье.

– Так ведь для себя же!… – убеждала Розка. – Это же не труд – если весело, если с песней!…

– Вы сама и пойте! – вопили упыри. – Мы не знаем песен! Мы петь не умеем!

– Владимирский централ, ветер северный… – утробно завыл Чечкин.

– Брилыч калдырям за каждую фигню деньги платит, а нам бесплатно вкалывать? – добавлял жару Гершензон.

Моржов тихонько ухмылялся. Употреблением слова «субботник» Розка могуче расширила для упырей поле свободы и теперь пожинала неожиданные для себя плоды. Розка смотрела на взбесившихся упырей в полном обалдении. Её пионерский энтузиазм уже выглядел кустом акации, по которому сечёт ливень.

Гонцов нырнул под стол, и там вдруг оглушительно грохнуло. Розка подпрыгнула. Упыри завизжали от восторга. Щёкин, вздохнув, бросил сигарету, нагнулся и за шкирку выволок из-под стола Гонцова, в руках которого были зажигалка и вторая дымящаяся петарда. Щёкин вырвал петарду у Гонцова и бросил её под ноги упырям. Взрыв скинул упырей со скамейки.

– Всё, хорош, – глухим, низким голосом сказал Щёкин. – Поизгалялись, и будет. А ща грабли в руки и за работу.

Он говорил с брезгливо-утомлёнными интонациями. Моржов думал, что бунт упырей не унять, но упыри, галдя, подчинились Щёкину, разобрали грабли и побрели на берег. Моржов не мог найти объяснения такому послушанию.

Щёкин взглянул на Розку.

– Я пойду гребсти под окнами, – предупредил он. – Мне оттуда всех видно. Но ты уж дальше сама…

Розка мгновенно оправилась от замешательства, насмешливо фыркнула Щёкину и помчалась вслед за упырями. Моржов докурил и пошагал за Розкой.

На берегу, столпившись кучей, упыри беспорядочно ворошили граблями гальку друг у друга под ногами.

– Ребята!… – налетела Розка. – Надо распределить участки!…

Моржов приложил к очкам бинокль и стал смотреть на Розку. Розка была в резиновых сапожках, трико и футболке. Лифчика она явно не надела, но, туго накаченная энтузиазмом, казалась целиком отлитой из резины – от движений у неё даже груди не прыгали.

Упыри принялись граблями очерчивать вокруг себя кривые круги – обозначали свои участки. Они походили на учетверённого Хому Брута, который неохотно оборонялся от симпатичного Вия.