Блондинка и брюнетка в поисках приключений

О, на этот счет не волнуйтесь. Здесь всегда кто-нибудь находится. Я сама живу здесь почти постоянно, восемь месяцев в году… А Шурик — отличный психолог. Он почти точно рассчитал, когда именно вы появитесь. Мол, возьмете несколько дней тайм-аута, а потом дернете к нам.

Я хмыкнула и решила, что на самом деле странного типа из Венеции и мою подругу связывали куда более глубокие и интересные отношения, нежели она пыталась представить.

— Он описал вас довольно точно, — Шакти смотрела на меня так, словно она была хирургом-убийцей, а я — предполагаемой жертвой ее садистских экспериментов, — во всяком случае, я издалека вас узнала. Что ж, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. У вас есть с собой палатки?

— Мм-м… Мы как-то об этом не подумали, — пробормотала я, — а что, разве здесь ночами холодно и дождливо?

— Вовсе нет, — улыбнулась она, — что ж, не беда. Что-нибудь придумаем. Можете пока познакомиться со всеми, а через полчаса будет ужин.

* * *

Мы появились в лагере как раз вовремя — компания собиралась ужинать. Шакти предупредила, что после трапезы состоится вечерняя медитация, поэтому набивать желудки не стоит. — Получив свою порцию жидковатого супа, я вспомнила пословицу про Магомета и гору и уверенно двинулась в сторону Армена. Заглянув в его тарелку, я испытала некоторую неловкость — суп плескался на самом донышке, в то время как изголодавшаяся я с трудом балансировала, чтобы сытная жижа не полилась из миски через край. Он перехватил мой взгляд.

— Не страшно. Пройдет время, и ты тоже привыкнешь мало есть. А сейчас просто необходимо подкрепиться после такой дороги.

А улыбка у него была такая, что у меня даже пропал аппетит. Я давно заметила, что лучшая диета — это предвкушение головокружительного приключения. В данном случае приключение обещали его глаза — темные, смеющиеся — и такая глубина в них чувствовалась, такая темная бархатная пропасть. что у меня пересохло во рту, а тарелка с супом принялась вибрировать в дрожащих пальцах. Может быть, причиной тому помешательству была не только близость волшебного мужчины, но и свежий теплый воздух Гималаев, и пряный аромат тлеющих свечей, которые Шакти сжигала в огромном количестве.

Тем не менее я бодро зачерпнула ложкой суп, который показался мне божественным, несмотря на некий странный привкус.

— Значит, вы и правда снимаете кино? — светски полюбопытствовала я, стараясь смотреть не на него, а на суп в тарелке.

Его глаза могли деморализовать даже монахиню. А в суповой тарелке отражался полукруг луны.

— Можно сказать и так, — он улыбался одними глазами.

— Возможно, я даже что-то ваше видела?

— Сомневаюсь, — вздохнул Армен, — у меня небольшая студия экспериментального кино. Я не собираюсь завоевывать прокат. Мои фильмы можно увидеть разве что на фестивалях да в частных коллекциях.

— А мне можно ли будет взглянуть… При случае? — обнаглела я.

Он как будто бы ждал моего вопроса.

— И не только взглянуть. Я как раз хотел предложить вам стать моей актрисой. У вас такое вдохновенное лицо…

Некоторым женщинам, чтобы они потеряли голову, надо подарить брильянтовое кольцо. Некоторым (эти представляются мне особенными идиотками) — наплести три короба вранья по поводу их умных глаз, сексуальных губ и нежных волос. Некоторым — посвятить поэму. А вот мне было достаточно намекнуть на присутствующий во мне актерский потенциал, чтобы я сошла с ума и поверила любой байке из классического донжуанского репертуара.

У меня не было никаких поводов ему не поверить. Во-первых, он никак не мог знать, что затаенной мечтой моего детства была именно экранная слава. Когда-то, десять лет назад, я провалила экзамены в три театральных вуза. Во-вторых, очень уж мне хотелось, чтобы озвученный им комплимент был правдой без прикрас.

— Да что вы говорите?!

— Не волнуйтесь так, ешьте, — Армен погладил меня по плечу, — силы вам сегодня понадобятся. А про кино поговорим позже.

— В Москве? — немного разочарованно вздохнула я. — Боюсь, что мы с Мирой не скоро вернемся… Мы, знаете ли, путешествуем. Но если это будет нужно для работы в кино, — я решительно сдвинула брови, — то я готова прервать наше турне.

Моя готовность развеселила кинопродюсера.

— Зачем же идти на такие жертвы? А съемки могут состояться и здесь.

Я удивленно оглянулась по сторонам. В отблесках костра жители лагеря вяло ковырялись ложками в тарелках. Мира по-свойски оседлала колени нетрадиционно ориентированного певца, и, судя по всему, он был совсем не против.

— Здесь? Но… Ох, что-то у меня голова закружилась… Но разве для киносъемок не нужно иметь специальное оборудование? И команду операторов монтажеров, гримеров?

— Вы говорите о классическом кинопроцессе, — его голос похолодел, — но известно ли вам, что Ларс Фон Триер снял своих «Идиотов» обыкновенной любительской камерой? Жизнь — вот что есть истинное искусство. Я снимаю жизнь, да.

Я окончательно запуталась.