Блондинка и брюнетка в поисках приключений

Не шел у меня из головы русский шотландец по имени Валерий, никак не шел. Хоть бейся головой этой дурной о стенки вагона электрички, ничего не поможет. И если раньше я думала, что секс все расставит по своим местам и низведет мой сентиментальный пыл до обычного удовлетворения, то теперь я склонялась к мысли, что лучше бы и не было его, этого секса.

Валерий оправдал самые мои вдохновенные ожидания, и это еще слишком мягко сказано. Это было феноменально, феерично, фантастически. Я не знала, сколько времени это длилось, я не помнил; вообще никаких деталей.

Обычно секс противопоставляют любви, считая первое проявлением животной природы, а второе возвышенной человеческой прерогативой. В тот день я поняла, что между любовью и сексом нет каменной стены, что по сути — это одно и то же. Я могу сказать наверняка — в то утро я впервые в жизни занималась не сексом, а любовью.

Я не могла рассказать об этом Настасье, потому что знала — она меня не поймет.

Я не могла об этом рассказать Настасье, но все-таки упорно сводила любой разговор к Валерию.

— Да ты что, с ума сошла, что ли? — наконец не выдержала она— А кто говорил, что мужики только для секса нужны? А кто пересказывал мне порнофильмы и смеялся, когда я мечтала мужа себе найти?

— Л не знала, что такое бывает, — твердила я, — он не похож на тех мужчин, с кем я встречалась раньше. То ли мне так не везло, то ли он особенный. Настасья задумчиво прикусила губу.

— Ив чем же конкретно его особенность выражается? — перехватив мой замутненный страстью взгляд, она испуганно добавила: — Только не надо постельных подробностей.

— Дурочка ты, — беззлобно сказала я, — он необычен во всем. Во всех своих проявлениях. Мне нравится, как он говорит и что он говорит. Мне нравится, как он думает. Мы близки по убеждениям. У нас похожая логика.

— Ну-ну, — усмехнулась Настасья.

— Как ты мне надоела! Ну и, конечно, секс тоже, ты права!

— Ты меня поражаешь, — удивилась Настя, — Я думаю, нам надо туда вернуться. Кстати, как вы простились? Вы о чем-то договаривались или он спокойно тебя отпустил? Я вздохнула.

Простились мы тепло. Наши последние минуты вовсе не были похожи на обыденное расставание случайных любовников. Начнем с того, что Валерий долго и многословно уговаривал меня остаться с ним. Он морщил лоб, заходил в Интернет и всерьез обдумывал визовый вопрос. Он даже предложил мне помощь в трудоустройстве. В общем, только что замуж не позвал.

— Мира, это поразительно, — говорил он, — не скрою, у меня было много женщин… Но я не могу понять, что со мною происходит. Ты не должна уезжать сейчас.

Он говорил то, что могла бы сказать ему и я сама.

Почему я уехала? Почему не плюнула на все и не предоставила Насте тратить солидный остаток наших денег без моего участия?

Ну, во-первых, мне, как девушке подозрительной, виделся в его словах некий скрытый подвох. Я просто поверить не могла, что любовь, настоящая любовь, может сложиться вот так просто. Что истинное чувство можно вот так выхватить взглядом из толпы.

Во-вторых, Настасья. Моя лучшая подруга, моя добровольная легкомысленная обуза, моя романтичная вторая половинка, моя идейная вдохновительница, которую я бросить никак не могла. Настасья — девушка взрослая, моя, между прочим, ровесница, но, несмотря на это, я понимала, что без меня она пропадет. Вернется в Лондон и бесславно завершит путешествие в элитном универмаге «Хэрродс».

В-третьих (и это самый убедительный аргумент), я всегда была противницей скоропалительных решений. Я считала, что нельзя отдаваться на волю эмоций. Необходимо все обдумать, взвесить и уже потом что-то решать.

Мы обменялись телефонами и электронными адресами, он проводил меня до вокзала, и мы еще долго стояли на ветру, обнявшись, и нам умилялись проходившие мимо туристы.

— Нет, — глухо сказала я, — я не хочу возвращаться сейчас. Я все же надеюсь, что это… ненастоящее.

— Почему? — удивилась Настасья. — Разве каждая девушка не мечтает встретить свою любовь? А вдруг…

— Только такая глупая блондинка, как ты, — перебила я, — я никогда не верила в любовь и сейчас, когда еще почти тридцать, не собираюсь менять своих убеждений. Любовь — это неудобно. Любовь порабощает. Я видела это своими глазами сотни раз. Я видела, как уверенные в себе, независимые женщины становятся слабыми мямлями. Потому что любовь обезоруживает и выбивает почву из-под ног. Сегодня вы воркуете, как два чокнутых голубка, а завтра он запрещает тебе носить короткие юбки. Мне этого не надо, — в волнении я поднялась со своего места, провожаемая удивленными взглядами культурных путешественников. Видимо, в шотландских электричках было не принято расхаживать вдоль прохода. Но унять меня было невозможно. — В современном мире любовь не имеет никакого смысла. Она мешает насладиться приоритетами, которые дает молодость, необузданными сексуальными свиданиями. Она запирает в четырех стенах, истончает нервную систему, лишает воли.

Настасья хлопала глазами.

— Это все?

— Нет, — опустошенная, я рухнула на свое место, — а еще… я его люблю. И это катастрофа, понимаешь?!

* * *