Через месяц собака-девочка ощенилась, но скрупулезно просчитав время, бойцы пришли к выводу, что шаловливый осёл здесь совершенно не причём. Ещё через месяц Саша стал себя чувствовать несколько стеснённым в движениях из-за того что его повсюду преследовал верный Пегас, того, в свою очередь, охраняют собаки и под ногами у всех, распихивая друг друга, хаотично и бестолково суматошатся семь глупых щенков.
Можно представить, что происходило возле новенькой двери, когда Саша прятался от всех этих проблем. На неоднократные требования прекратить безобразие а также на замечания упрямый Сволочь никак не реагировал и должных выводов для себя не делал. Ну — осёл, что с него взять. Одним словом — млекопитающее.
А вот привязать животину к какому-нибудь столбу у всех воинов то ли рука не поднималась, то ли не было времени из-за постоянных уборок территории, а может просто… да мало ли чего не хватило. Да и выгнать Сашу вместе со всеми проблемами куда подальше, тоже нельзя, — шибко большой однако, хоть и дисциплинированный.
Та-ак, что-то Муза подозрительно долго задерживается… Да и Саша какой-то довольный и загадочный. Не отдалась ли ветреная Муза Кукушкину?
Так оно и есть. В конце концов, всех интересует конечный продукт в виде военно-ментовского произведения, а не какие-то скучные дебри в стиле латиноамериканских любовных взаимоотношений. Тем более что у молодого и беспечного автора совершенно атрофировано чувство ревности. Обычно его девочки друг к другу ревнуют. Безусловно, легкомысленная Муза давно приглядывалась к этому доброму амбалу — Александру Сергеевичу Кукушкину.
Владислав однажды напялил на ишака бронежилет, берет с кокардой, обмотал пулемётными лентами и стал его фотографировать для популярного иллюстрированного журнала «Проблемы коневодства Якутии»:
— Гавняйсь! Смигно! Внимание, Пегас…
Осёл мотает башкой:
— И-а! — И пытается сбросить головной убор.
Саша тут же декламирует нескладушку:
— Мой Пегас честь не отдаст, потому как педагог.
У Порфирьича чувство прекрасного тоже совершенно отсутствует. Как-то зимой ему на эту эмоцию трёхлетний сохатый наступил:
— Мой юный друг… гм-м… Я скажу вам не тая, не пойму я ничего!
— Как до утренней звезды мне ваше мненье…
Вот пропылил мимо блокпоста милицейский уазик, Саша в защитной панаме тут как тут:
— Быстрый как ветер, мощный как КРАЗ, мчится на б…ки ментовский УАЗ.
До старого и тормозного капитана опять не доходит:
— Паровоз-тудыть, куда он мчится?
— Тудыть.
— Как вам не стыдно, молодой челээк… А ещё в шля-япе…
А вот Влад оказался настоящим ценителем высокого слога и поразившись внезапно открывшимся дарованием, без какого-либо лукавства, даже ни разу не скартавил:
— Ну и Кукушкин, ёпти, ну и сукин сын! — И Порфирьичу с укоризной, — Как-то повышать надо свой культугный уговень… Совестно, совестно должно быть…
Много ли творчески одарённому человеку надо? Похвалят разок-другой, талант и просыпается. И вот пока Пегас и K°., ошиваются возле двери, А.С. Кукушкин, уединившись с Музой, творит в тишине блока нетленные творения. Да и время службы в наряде незаметнее проходит.
Наверное, Читатель уже догадался, что Муза есть лицо нематериальное, так сказать «мимолётное виденье». Но это навязчивое виденье преследовало Сашу до конца командировки.
Надо признать, однако, получалось у него очень даже неплохо:
Все в восторге:
— Дай переписать! — И прочее, — Домой накалякаю.
Саша скромно так:
— Да это набросок ещё. Недоработанный, тыкскызыть, сырой материал…
— Да ну, хегня какая! Зашибись! — В Подмосковье и в Якутию летят красивые послания.
Как только поэт начинал декламировать свои, несомненно, талантливые стихи на тему о военной романтике, любви к бойцу, о верно ждущей подруге, Порфирьич быстро куда-то линял. Не от того что он в жизни человек разочарованный. Совсем наоборот. Всё куда прозаичней, — какой нормальный человек может выдержать, когда в отряде одновременно со всех щелей и очень громко раздаются модные и, причём разные шлягеры на военную тематику.