Блокадный ноктюрн

— Значит, завтра раскладка по гробам будет. От вятских люди будут?

— Конечно, будут. А как же? Рита поедет, наверняка. Ну, еще пара человек. У нас в этом году немного — пока тридцать четыре. К вечеру точное число скажем. Когда все вернутся.

Блин… Вот когда Тимофеич успевает так быстро себя в порядок привести? Он уже умылся и переоделся. А я так и сижу с сигаретой в зубах и с грязью на морде. Курить надо меньше, наверное.

— Значит, завтра за вами придет «Урал» от пайбата…

Пайбат — иначе паебат — Поисковый батальон Министерства Обороны. Вояки. Армия включилась в поисковые работы несколько лет назад.

Поисковики их не любят. Хотя сами солдаты тут не причем. Генеральские звезды в штабах не понимают, что кости — это не грибы. Они не растут из земли. И если в этом году батальон поднял, например, пятьсот бойцов — то на следующий год им выставляют план — шестьсот. А где их брать-то? А если план не выполнен — начинается традиционная армейская забава. Имение младших старшими. С лишением премий, с выговорами, с выволочками. Надеюсь, хоть до падения звезд с погон не доходит.

В итоге, пайбат подымает кости со старых кладбищ. И хоронит останки заново. Вот так безвозвратные потери РККА увеличиваются за счет деревенских кладбищ.

Вот так бывает, да…

— Погрузитесь вместе с Северодвинском и Тамбовым и вас до места привезут, — продолжает Саша, отхлебывая горячий, почти черный чай.

В парок от кружки залетает комар и, ошпарив крылья, в панике летит в сторону леса.

Первый комар в этом году.

Глядя на комара, вдруг вспоминаю про клеща. Оказывается, все еще болит в месте укуса. Надо посмотреть — нет ли красного пятна вокруг укуса. Ну, сейчас-то есть, наверняка. Главное, чтобы к утру это пятно не расширилось. Если расшириться — симптом болезни Лайма. Весьма неприятная штука. Рожу перекосит и мочевой пузырь отключит, сволочь такая. Ладно… Утром посмотрим. Главное — не расчесывать.

Вдруг, совершенно спонтанно, решаю завтра ехать.

Да. Поеду. Я еще ни разу не раскладывал кости в гробы.

Решил и пошел смывать с себя траншейную грязь.

Сначала взял переодежду. Потом поперся на стиральный валун — есть у нас такая штука. Валун — огромный такой, весом в двадцать меня — приткнулся после ледника подле берега. В разливы его не видно. Сейчас он торчит из речки как прыщ. На нем удобно стоять и умываться. Снял грязную одежду. Проверил карманы — нет ли там чего? Нашел в карманах десяток патронов. Выбросил их в речку. Завязал штанины узлом — накидал туда камней и пустых, выжженных пятидесяток. Так же поступаю с курткой. Затем грязную одежду кладу на дно реки. Через пару часов будет чистая одежда. Старый дедовский метод. Потом умываюсь, переодеваюсь в сухое и иду к столу.

Ужин уже готов и мы начинаем жрать.

Пока жрали — начинают возвращаться другие. Группа Ежа подняла еще одного бойца. Юдинцев умудрился. И почему-то бросил свое барахло и ушел отчищать какую-то железку к воронке.

Группа Риты подняла двоих, бродя по берегу.

Количество мешков под киотом все увеличивается.

Киот — это уголок с иконами. Где горит лампадка. Это ветки, сложенные помостом. Над ним натянут полиэтилен. На нем стоят несколько образов.

Оттуда печально смотрит Богородица. Мама…

Под иконой черные пластиковые мешки. В мешках — люди.

Вот уже аккуратной кучкой — тридцать девять человек.

И Ей все равно — атеисты ли под Ней, или мусульмане. Все мы Ее дети. Даже те, кто от Нее отказался. Даже те, кто знать Ее не хочет. Она-то нас знает.

Эх, Синявино, Синявино…

Выпить, что ли?

Вовремя кружка подошла. Отхлебываю водку.

Пока заедаю ее салом, луком и хлебом — к столу подходит Юди и кладет ложку на стол.

— Смотрите…

И мы смотрим. Эту ложку он поднял вместе с бойцом. А на ложке выцарапано мелкими-мелкими буквами…

Еда в сторону. Водка тоже. Тут же заводим генератор — включаем свет. Включаем еще и все фонари.

Как хирурги в операционной склоняемся над солдатской ложкой.

— Л-т… Лейтенант, наверное. Уткин. Николай Алексеевич… — читает, разбирая буковки на алюминии Тимофеевич. — Один… Девять… Один… Шесть… Тысяча девятьсот шестнадцать. Год рождения, скорее всего. Кострома. Костромской РВК. Ро… Ро… Рославль, что ли? Ленина… Восемьдесят восемь.

Вот мужик — молодец.

Выцарапал на ложке все свои данные. Тут же звоню в Питер. Сереге Москвичеву — другу моему из города на Неве. У него безлимитный интернет. Нам слишком дорого через нетбук выходить на базу данных…

— Привет, Кислый!

— И тебе не хворать, Зеленый!

Это у нас свои приколы. Объяснять их сложно, долго, нудно и не нужно. Чтобы было проще — на этой линии связи — свои позывные.

— Сереж, нагугли сайт ОБД «Мемориал». Пробей там Уткина Николая Алексеевича.

— Сделаем… Позвоню, как пробью.

Всем не терпится узнать — есть ли какая-нибудь информация по костромичу лейтенанту Уткину.

Пятнадцать минут тянутся резиной.

Звонок.

— Зеленый, записывай!

— Угу!

— Уткин Николай Алексеевич. Шестнадцатого года рождения. Командир взвода двести девяносто шестого полка тринадцатой стрелковой дивизии. Записываешь?

— Пишу, пишу… Еще что есть?