Например, он убедил Гитлера назначить командующим одной из армий генерала Моделя. Этот генерал ранее попросил заменить своих адъютантов, кадровых военных, эсэсовцами, и этот факт в глазах Гиммлера значил гораздо больше, чем то, что танковый корпус Моделя потерпел поражение под Москвой. Именно такие люди, считавшиеся истинными национал-социалистами, назначались на место смещенных.
Руководствуясь декретом о тотальной борьбе с «врагами рейха», агенты гестапо искали этих врагов повсюду, не исключая и «Вольфшанце». Гиммлер делал все от него зависящее, чтобы сгустить «мрак и туман».
И это устраивало Гитлера. Кровавый туман заслонял от него действительность, ту самую реальную действительность, которая мучила его проклятыми «почему».
«Почему потерпел крах план покорения Советского Союза в течение полутора-двух месяцев?» «Почему, достигнув окраин Петербурга, не удалось захватить город?» «Почему гигантская армия, подойдя почти к самой Москве, с позором отступила, гонимая противником?»
И это еще не все.
На севере немецкие войска были отброшены за Волхов. Южный фланг осаждающей Петербург 16-й армии Буша оказался разгромленным. А к началу февраля частям Красной Армии удалось замкнуть кольцо окружения вокруг стотысячной группировки немецких войск в районе Демянска.
На юге сорок две дивизии с трудом удерживали фронт от Азовского моря до Курска. Сменивший Рунштедта фельдмаршал Рейхенау не оправдал надежд Гитлера и отвел войска от Ростова. Только внезапная смерть спасла фельдмаршала от гнева фюрера. На поверхность снова всплыл фон Бок: отставленный от командования группой армий «Центр», он получил приказ возглавить группу «Юг»…
Почему же, почему одно поражение следовало за другим?
Не задавать себе этого вопроса Гитлер не мог. Но ответить на него был не в силах. Потому что единственно правильный ответ заключался бы в том, что поражение под Москвой не являлось лишь военной неудачей, равно как не случайно сорвался план разгромить Советский Союз в течение шести—восьми недель.
И снова, как это случалось с ним периодически, Гитлер оказался во власти страха. Он дал Гиммлеру санкцию в любой момент, когда тот сочтет нужным, ликвидировать в концлагерях всех заключенных…
В конце января Гитлер распорядился отпраздновать 230-летие со дня рождения короля Фридриха.
Конечно, в Германии были люди, достаточно хорошо знавшие историю. Они могли бы напомнить, что король Фридрих в свое время был союзником Англии и что его портреты и теперь висят там во многих галереях.
Но эти люди, естественно, молчали. А Геббельс и его мощный пропагандистский аппарат славили совсем иного Фридриха — полководца, спасшего «германский дух», поддерживавшего мужество своих солдат, когда на них обрушились удары судьбы…
Был выпущен фильм о Фридрихе Великом. Перед премьерой выступил Геббельс. Его голос был торжественно трагичен. Геббельс напоминал о стойкости Фридриха в жизненных испытаниях. Эта же мысль развивалась в статье, опубликованной в «Фелькишер беобахтер». В напыщенных, туманно-мистических выражениях в ней говорилось о Фридрихе как о трагически одинокой личности, не понятой окружающими, о том, что в королевскую корону его были вплетены не только лавры победы, но и шипы поражений…
Затем дошла очередь до «Нибелунгов». Уже не благородный Зигфрид, а злой гений Хаген объявлялся героем эпоса. Газета «Шварце корпс» утверждала, что Хаген «защищал себя от ударов судьбы без всякого опасения относительно того, что будет думать об этом человечество», что «Хаген добивался своей цели, используя все средства», был безжалостен к врагам и поэтому является подлинным носителем «германского героического идеала».
Отдавали ли себе немцы отчет в том, что на их глазах перелицовывается миф о Гитлере?
Железный, бесстрашный, победоносный полководец уступал место страдающей личности, нуждающейся в поддержке нации.
Снаряды советской артиллерии, громившей врага под Москвой, попадали не только в солдат вермахта, — под их ударами рушился образ самого фюрера!..
На портретах, печатавшихся на страницах журналов и газет, на десятках тысяч гофмановских открыток фюрер оставался прежним: гордо скрещенные руки, уверенный взгляд… У реального же Гитлера все явственнее становились симптомы болезни Паркинсона — дрожь левой руки и ноги. Обитатели «Вольфшанце» знали, что в последнее время фюрер, пытаясь скрыть болезнь, старается останавливаться возле стены или стола, прижимая к ним ногу, а левую руку поддерживает правой…
Гитлеру мерещилось, что власть ускользает от него. Он чувствовал, что те люди, которые не только помогли ему стать фюрером, но и дали миллиарды марок на ведение войны, разочарованы, теряют в него веру. Не так давно они пригласили его в Берлин, и там, в новой имперской канцелярии, предложили подписать «Основную инструкцию» — своего рода договор, ограничивающий право вермахта и государственного аппарата вмешиваться в вопросы экономики страны.