Блокада. Книга пятая

— Да, конечно, — ответил тот и, подойдя ближе, удивленно произнес: — Капитан Суровцев?

Суровцев узнал Васнецова.

— Я, товарищ член Военного совета, — ответил он растерянно.

— Старый знакомый, — сказал Васнецов майору. И спросил у Суровцева: — Прямо оттуда, капитан? С Дубровки?

— Так точно, — ответил Суровцев.

— Причина вызова ясна?

— Мне ясно одно, товарищ дивизионный комиссар, — сказал Суровцев, — наверное, Дубровка накрылась, не нужна стала!

Сказал и сам испугался резкости своих слов.

— Нам нужен Ленинград, капитан, — спокойно произнес Васнецов.

— Ленинград?! — воскликнул Суровцев. — Но он… он же… — И оборвал себя на полуслове.

Наступила пауза. Суровцев заметил хмурый взгляд майора и представил себе, какой втык потом получит от него за разговор в таком тоне с членом Военного совета…

Неожиданно Васнецов сказал:

— Вы можете оставить нас на несколько минут?

Майор, видимо, не сразу понял, к кому обращается Васнецов, заморгал, растерянно переводя взгляд с него на Суровцева.

— Товарищ Суровцев не поспел к нашему собранию. Вот я и хочу побеседовать с ним… Политико-воспитательную работу провести, — пояснил Васнецов с легкой усмешкой.

— Понятно, товарищ дивизионный комиссар, — вытягиваясь, произнес майор. — А мне… а нам разрешите приступать?

— Приступайте.

Майор и лейтенант молча вышли.

А Васнецов сел и, кивнув на соседний стул, сказал:

— Садитесь, товарищ Суровцев, поговорим… — Расстегнул полушубок, уперся локтями в стол и спросил: — Значит, когда вы покинули Дубровку?

— Вчера ночью. То есть сегодня, — ответил Суровцев. — Подняли, как по тревоге… Приказ «тридцать — двадцать пять».

— Это важный приказ, — проговорил Васнецов.

— Куда важнее, товарищ дивизионный комиссар, — с горечью произнес Суровцев. — Чтобы начать в резерве околачиваться, каждая минута дорога.

Он сознавал, что не имеет права так говорить с членом Военного совета, что дивизионный комиссар в любую минуту может скомандовать ему: «Встать, смирно!»

Но Васнецов, казалось, не обратил никакого внимания на вызывающий тон капитана.

— Это очень важный приказ, — повторил он, внимательно посмотрел на Суровцева и спросил: — Вы… уже видели Ленинград?

— Видел… Все видел!..

— Что же вы видели? — сдвигая к переносице свои густые черные брови, спросил Васнецов.

— Смерть видел! Повсюду смерть!..

Желание высказать, разом выплеснуть все, что переполняло его сердце, охватило Суровцева.

— Санки видел! Маленькие, разноцветные, на которых раньше детей катали. А сейчас трупы везут! Везут и везут, не знаю куда!

— Вы что же там, у Невской Дубровки, не знали, что в Ленинграде происходит? Так я должен вас понимать?

— Знали, конечно, но то — по рассказам, а теперь — своими глазами… Смерть кругом, смерть! Трамваи не ходят, провода оборваны… И дома мертвые… Вот что я видел, товарищ дивизионный комиссар!

Последние слова Суровцев уже не проговорил — прокричал. Он задыхался от волнения.

Васнецов молчал. Потом тихо сказал:

— Значит, смерть. Повсюду смерть… Так…

Он прикрыл свои усталые, с покрасневшими белками глаза, и Суровцев отметил про себя, что лицо дивизионного комиссара ничем не отличается от лиц других ленинградцев — такое же серое, землистое, с ввалившимися щеками.

А Васнецов поднял веки и в упор посмотрел на Суровцева.

— Значит, всюду смерть, — повторил он на этот раз каким-то иным, недобрым голосом. — Почему же, позволь спросить, товарищ капитан, в городе еще нет немцев? Может быть, они мертвецов боятся?

— Как почему?.. Не пускаем мы их, армия не пускает!

— А чем она сражается, эта армия, товарищ Суровцев? Не голыми же руками?!

— Конечно, не голыми руками, — пробормотал Суровцев. — Оружие есть… Только танки вот перестали поступать…

— Танков новых нет, это верно, — кивнул Васнецов. — И все же ты на мой вопрос не ответил. Ты задумывался: кто же дает Ленинградскому фронту оружие?.. Я тебе отвечу. Москва дает. Но и сам Ленинград. Наш с тобой Ленинград.

— Но как?! — воскликнул Суровцев. — Как могут работать заводы?.. Вот какой я себе вопрос задаю теперь! Одно дело — знать, а другое — своими глазами видеть. Воды нет — из Невы черпают. Электроэнергии тоже нет — вон коптилка горит! И люди! Полуживые, их же ветром на ходу качает!

— Да. Ты прав. Воды нет. Энергии нет. Люди полуживые. Мертвых хоронить некому, да и негде: земля промерзла, как камень. А оружие армии даем! И не только нашему фронту! Еще и Москве помогаем. Вот ведь чудо какое, товарищ капитан Суровцев.

— Но как?!