Потом он отправился в штаб Гальдера, чтобы получить более подробные указания относительно задачи, поставленной перед ним Гитлером. Высказанная фюрером идея — сформировать ударный отряд для продвижения к Вологде — требовала целого ряда согласований и уточнений.
В штабе Гальдера Данвица встретили с недоумением. О том, что ставится задача продвижения к Вологде, здесь даже не слышали. Впрочем, начальник оперативного управления штаба сказал Данвицу, что по этому поводу был запрошен генерал Шмидт, который ответил, что в настоящее время, когда на его войска оказывает сильнейшее давление армия генерала Мерецкова и он видит свою главную задачу в том, чтобы снова захватить Тихвин, наступать на Вологду было бы безумием.
А потом… потом Данвицу показалось, что все о нем забыли. Гитлер его больше к себе не приглашал, а просить фюрера о новой встрече казалось Данвицу бестактным. Кроме того, он и сам считал идею продвижения к Вологде неосуществимой, по крайней мере в зимних условиях, и меньше всего был заинтересован в том, чтобы напоминать о ней фюреру.
Данвицу хотелось теперь одного — как можно скорее вернуться в свою часть.
Однако, зная о феноменальной памяти Гитлера, он опасался, что фюрер может неожиданно вспомнить о своем приказе. Кроме того, вернуться в часть Данвиц мог, лишь получив необходимые документы, и прежде всего письменное предписание. Но поскольку вызов его в ставку носил, так сказать, экстраординарный характер, то никто ни в оперативном отделе генштаба, ни в управлении личного состава не хотел брать на себя ответственность за его возвращение.
От «зоны безопасности номер один», где располагался фюрер, Данвиц был теперь отрезан. Разумеется, он мог позвонить по телефону одному из адъютантов фюрера. Но не решался это сделать, опасаясь, что его оставят здесь, в ставке, на какой-нибудь штабной должности. А после того как он провел в «Волчьем логове» две недели, сама мысль о возможности застрять в этом глухом, унылом место приводила Данвица в ужас.
Он уже понимал, что рассчитывать на свой прежний пост в непосредственном окружении фюрера не может, — теперь там были другие люди, и никакой потребности в нем, Данвице, они не испытывали. Сам же фюрер, целиком поглощенный сначала возобновлением московского наступления, а затем неудачами на Центральном фронте, разумеется, вообще забыл о его существовании.
Данвицу хотелось доверительно посоветоваться с кем-нибудь из знакомых, разбирающихся в механизме работы ставки, во взаимоотношениях, сложившихся в ней. Нужен был человек, о которым можно было бы без опаски поделиться своими сомнениями и тревогами. Он вспомнил об Эрнсте Крюгере, с которым в последний раз виделся и беседовал в Орше. Но Крюгер не попадался ему на глаза. Из Орши Данвиц вернулся вместе с Бреннеке и даже не знал, возвратился ли оттуда Крюгер.
Данвиц решил обратиться непосредственно к Гальдеру. Он явился к нему и попросил разрешения вернуться в свой полк.
Начальник генерального штаба молча выслушал его просьбу, пристально поглядел на него сквозь пенсне, пожал плечами и сказал:
— Собственно, у меня к вам нет никаких дел, оберст-лейтенант. Насколько я знаю, вами интересуется другое ведомство.
— Другое? — удивился Данвиц. — Какое, господин генерал?
Маленькая щеточка усов над верхней губой Гальдера чуть дрогнула, точно он собирался улыбнуться, но тотчас же погасил эту так и не родившуюся улыбку.
— Повторяю, оберст-лейтенант, у меня к вам нет никаких дел, — сказал Гальдер. И добавил сухо: — Можете быть свободны.
Данвиц вышел из кабинета начальника генерального штаба, сбитый с толку, теряясь в догадках. Он не знал, как истолковать последнюю фразу Гальдера. Означала ли она просто, что разговор окончен, или ее следовало понимать как разрешение отбыть к месту постоянной службы?
Разгадка пришла на следующий день, когда Данвица неожиданно вызвали в стоявший в стороне от других усиленно охраняемый одноэтажный домик.
Войдя в освещенную настольной лампой небольшую комнату с голыми серыми стенами, Данвиц не сразу разглядел лицо человека, сидевшего за письменным столом.
— Здравствуйте, Данвиц! — услышал он знакомый голос и только тогда понял, что перед ним оберштурмбанфюрер СС Дитмар Грюнвальд, тот самый офицер гестапо, которому он, Данвиц, будучи на фронте, передал адресованное Гитлеру письмо.
— Садись, — сказал Грюнвальд, — как видишь, я выполнил твое поручение. Ты — в ставке и, насколько мне известно, был принят фюрером.
— Да… спасибо, — растерянно проговорил Данвиц, все еще не понимая, зачем он мог понадобиться Грюнвальду.
— Я пригласил тебя по поручению рейхсфюрера СС, — весомо и даже торжественно произнес Грюнвальд и добавил уже с иронической усмешкой: — Такую важную птицу, как ты, я, конечно, не решился бы побеспокоить по собственной инициативе. Итак, чем же ты сейчас занимаешься?
— Ничем! — хмуро ответил Данвиц. — Болтаюсь как неприкаянный. Хочу как можно скорее вернуться на фронт, но меня никто не отпускает, хотя как будто никто и не держит. Словом, я здесь никому не нужен.
— Ну, в этом ты заблуждаешься. Ты нужен. Очень нужен.