Блокада

— Я видела нечисть, — сказала после паузы Лента, — Я всегда видела что-то, чего не видел никто. Мама убаюкивала меня, но она не видела, а я видела. Я, кстати, говорила в детстве на двух языках — да, вторым был ливский. Теперь-то уж я все забыла. Отец злился, когда я, кроха, переговаривалась с ней на непонятном. А потом стала появляться нечисть. Много нечисти. Нечисть отсюда, механик. Эти крылатые бестии из-за девятой пленки, беляки, голые кошки. Мы жили под Красноярском на маленькой станции, я только-только пошла в школу, отец пропадал в части. Наверное, там была какая-то, как ты говоришь, трещина в ткани мира. Нет, конечно, нечисть не появлялась там во плоти, но терзать душу она могла и так. Я часто видела странные тени. Они пытались задушить мою мать. Она любила ворожить, но все на уровне баловства. Не знаю, но, когда она жаловалась на головную боль, я видела какие-то тени, которые душили ее. Я даже пыталась что-то объяснить ей, но… Отец пропадал на работе, привозил какие-то таблетки. Короче, я пришла домой и увидела, как какая-то тварь душит мою мать. Я схватила топор и ударила ее. И убила. Но мать была уже мертва. У нее просто разорвалось сердце. Когда домой вернулся отец, трупа чужака уже не было. Это был какой-то слизняк вроде огромной пиявки. Он растворился. Или его не было вовсе. Но мать умерла не от удара топором — я только разрубила край стола. У нее на самом деле разорвалось сердце. Потом Лот мне объяснил, что в трещины мира могут заползать невообразимые твари, которые вовсе не имеют своих миров, и что, скорее всего, их привлекала не моя мать, а я, потому что они хотят тех, кто их видит. Те, кто видит, наделяют реальностью тех, кого нет. Может быть, это и привлекло светлых? Я могла послужить им: ведь у них не было уже связи с их миром. Или она была затруднена. Но тогда… Тогда я билась в истерике и пыталась доказать, что мать убита каким-то чудовищем. Я так подробно описывала отцу эту картину, показывала зарубку от топора на столе, что он решил, будто я сошла с ума. Испугался, что лишится и дочери. И сам стал повторять мне, что это он убил тварь, и повторял до тех пор, пока не поверил в это сам. А потом пришла Нотта. Она познакомилась с отцом и стала жить с ним, как жена. Знаешь, он был счастлив. Я даже думаю, что не менее счастлив, чем ты. Она была… хорошей женой. Кто бы ни скрывался тогда под ее личиной: Яни-Ра, Твили-Ра или даже Вери-Ка. Но скорее всего, это была Яни-Ра. Хотя бы потому, что я ее никогда не видела, когда уже жила на базе светлых. Меня, впрочем, допускали далеко не во все боксы. На земле Нотта часто исчезала. Как говорил отец, ездила в командировки. Он и сам потом стал ездить в такие же командировки. Однажды она вернулась с большим деревянным ящиком. Отец сказал, что это какой-то секретный аппарат, который нашим разведчикам удалось украсть у иностранных разведчиков, и об этом никто не должен был знать. А потом он сказал глупость — сказал, что с помощью этого прибора можно читать мысли людей.

— И ты… — начал Пустой.

— Мне было тринадцать, — пожала плечами Лента. — Я, конечно, вышла из детского возраста, но была еще круглой дурой. Я осталась дома одна, открыла ящик, нашла провод, какой-то шлем, воткнула вилку в розетку, натянула шлем на голову и увидела, как в комнату входит Нотта. Не скажу, что я испугалась. Я подумала, что сейчас она заберет у меня это устройство, а ведь я могла бы узнать, что обо мне думает эта женщина на самом деле. И что она думает о моем отце. И я выкрутила единственную рукоять до упора влево.

— И оказалась здесь, — продолжил Пустой.

— Далеко отсюда, — призналась Лента. — В какой-то степи, где трава была как стальная проволока, а с неба лился желтый дождь, от которого кожа начинала слезать. Но меня быстро нашли. Появился какой-то человек в сером, потом прилетел беспилотник, в котором для меня обнаружился закуток. В тот же день я оказалась на горной базе, а к вечеру прибыла по канатной дороге в основную. Там мне и рассказали все…. И то, что мой отец работает уже на светлых, и что я зря сунула голову в это изобретение каких-то плохих аху, и что устройство сгорело и я сама чудом осталась жива, и что меня вернут при первой возможности. Но возможности пришлось ждать слишком долго, и я сбежала.

— Подожди, — нахмурился Пустой. — Это было когда?

— Весной, — наморщила лоб Лента, — Я заканчивала шестой класс.

— Так ты, выходит, неуч? — воскликнул механик.

— Пустой… — На ажурной лестнице, с опаской поглядывая вниз, появился Рашпик, — Там внизу Кобба и этот, ну который был раньше Ройнагом. Они спрашивают, скоро ли ты закончишь.

— Иди, Рашпик, — кивнул Пустой. — Скажи, что скоро.

— Пустой… — Рашпик почесал затылок, — Мы уже все гири подняли. И смотрю, Коркин зря цепи дергает: его гиря тоже поднялась. Я спросить хотел. Точнее, сказать.

— Говори, Рашпик, — разрешил Пустой.