Блокада

…Они снова остались одни — Звягинцев и Королев.

— Кто этот Валицкий? Однофамилец того парня? — настороженно спросил Звягинцев.

— Его отец.

— Отец?.. Где он находится?

— Сядь, Алексей, — строго сказал Королев. — По-твоему, только сын за отца не отвечает? А наоборот? К тому же, может, его сын и в самом деле не виноват.

— Не виноват?! — сжимая кулаки, переспросил Звягинцев. — Он уехал с вашей дочерью, а вернулся один и не виноват?!

Королев молчал.

— Как вы могли отпустить с ним Веру? Почему вы не заставили ее вернуться еще тогда, когда я ночью позвонил вам по телефону? Я позвонил вам через полчаса после того, как было решено строить укрепления на Луге. Я сразу понял, что это означает!

Королев посмотрел на него исподлобья и сказал:

— А ты кто такой, чтобы с меня ответ за нее спрашивать? Ты ей кто? Брат? Сват? Жених? Муж?

Эти слова падали на Звягинцева, точно удары.

«Действительно, кто я ей?.. — спросил он себя. — Чужой человек. Она никогда не любила меня… Но о чем я сейчас, зачем?.. Только бы она была жива! Пусть живет как хочет, пусть снова встречается с этим парнем, пусть все будет по-прежнему, только бы знать, что она жива!»

— Почему он оставил там Веру? — упрямо спросил Звягинцев.

— Не знаю, — ответил Королев. — Он у нас после возвращения не был. Знаю только со слов его отца… Ехали в Ленинград, поезд попал под бомбежку, должно быть, где-то между Островом и Псковом. Добрались до какой-то деревни. А ночью туда вошли немцы. Их разделили. И больше он ее не видел.

«Никакого проблеска, — думал Звягинцев. — Никакой надежды!..»

— Но почему же вы не попытались сами разыскать этого парня? Почему не заставили рассказать все подробно?

Королев пожал плечами:

— Я ждал его со дня на день. Отец сказал, что он придет… А потом дивизия получила приказ немедленно выступать.

— Так… — упавшим голосом сказал Звягинцев. — Ясно… Что ж, Иван Максимович, пойду в штаб. А к вам зайдет замполит нашего батальона Пастухов… Ну, я пойду… — повторил он устало, совсем уже не по-военному.

— Подожди, Алеша, — сказал Королев, — не знаю, когда теперь свидимся… А я ведь… я ведь и не знал, что ты… Ну, словом… Думал, так, изредка заходишь… Знал бы, может, совет ей какой ни на есть дал… А теперь вот поздно… Нету больше Веры…

— Не надо… не надо ее хоронить! Она жива… — проговорил Звягинцев.

Он хотел еще что-то сказать, но услышал стук в дверь и знакомый голос: «Разрешите?»

На пороге стоял Пастухов.

Глава 9

Поздним вечером, закончив все дела в дивизии, Звягинцев и Пастухов стали собираться обратно.

Их уговаривали переночевать, дождаться утра, тем более что в штаб стали поступать тревожные сведения. Командир одного из полков доносил, что немцы начали бомбить тылы и попытались сбросить парашютистов. Немного позже поступили сведения, что разведкой обнаружено несколько немецких бронетранспортеров с пехотой, двигающихся по направлению к Новгороду.

Составить точную картину, что происходит перед фронтом дивизии, было пока трудно.

Звягинцев принял решение выезжать. Мысль о том, что немцы снова предпримут атаки на участке его батальона и случится это в его отсутствие, не давала ему покоя.

Обычно осторожный Пастухов тоже был за немедленное возвращение.

Они разыскали Разговорова, он сидел на пеньке возле своей «эмки» и курил.

— Как дела, сержант, можем ехать? — спросил Звягинцев.

Разговоров вскочил, отбросил в сторону самокрутку и с готовностью ответил:

— Хоть до самого Берлина, товарищ майор! Кузов слегка заварили, два ската новых получил да еще канистру полную с собой дали. Немецкую канистру, трофейную! Сам Ворошилов, говорят, распорядился!

— Сочиняешь, сержант! Опять, наверное, дружка нашел, — усмехнулся Звягинцев.

— Почему же сочиняю, товарищ майор? — обиженно произнес Разговоров. — Машина-то теперь у нас особая, маршальская, сам Клим Ворошилов на ней ездил! Вот кончится война, мы ее в музей военной славы сдадим. И дощечка будет висеть: «Такого-то числа в этой машине…», ну и так далее.

Он завел мотор. «Маршальская» машина стояла, подрагивая, дребезжа разбитыми крыльями.

Звягинцев и Пастухов сели на заднее сиденье.

— Той же дорогой поедем, в объезд, — сказал Разговоров. — Основную-то фриц за день, наверное, еще больше исковырял.

Перспектива снова объезжать лес и, следовательно, делать крюк, углубляясь на юг километров на десять, мало улыбалась Звягинцеву. Однако он понимал, что другого выхода нет. Он переглянулся с Пастуховым, тот молча пожал плечами, как бы говоря: «Не хотелось бы, но что поделаешь!»

Было еще светло, хотя солнце уже зашло и небо потемнело. Откуда-то издалека доносился гул артиллерийской стрельбы. Слева на горизонте пламенело зарево пожара. Временами в небе взрывались и медленно гасли сигнальные ракеты. Вокруг было пустынно и тревожно.

Они ехали молча. Разговоров вел машину сосредоточенно, искусно лавируя между наполненными водой впадинами, пригорками и кустами чахлого кустарника. Все чаще попадались воронки — видимо, немцы взяли под контроль и этот объезд. Разговоров волей-неволей был вынужден забирать все южнее. Стало темнеть.