Блог «Серп и молот» 2021–2022

К семи вечера родители приходят домой с работы, начинается опять хозяйство — чистить, поить, кормить, доить. Корова, теленок, поросята — это вам не кролики и не голуби на балконе. Это вполне так нормальная работа. Водопровода в сарае нет, выпивает корова сразу пару ведер воды — ее не из крана набрать нужно, а притащить в этих ведрах часто не из такой уж близи. И сена корова не как кролик ест, скирда — в конце огорода (надеюсь, объяснять не нужно, почему подальше от дома). Матери еще нужно приготовить ужин и обед на следующий день, кое-что постирать по мелочи (большая стирка — это отдельный день выбирать нужно, потому что вода, опять же, не из крана. И канализации нет. Мало на стирку воды натаскать, её, уже грязную, и вынести нужно). И во дворе постоянно для отца какая-нибудь мелочевка есть, что-то по мелочи нужно делать… Всё бегом, шустренько. Часам к девяти, в лучшем случае, вечера, разгреблись, сели ужинать. Выдохнули. Пора спать ложиться. А хочется еще по телевизору какую-нибудь постановку посмотреть — часик посидели, посмотрели, поговорили, прямо перед телевизором и засыпать стали.

Это еще хорошо, когда дети чуть подросли. И в магазин сходят, и по хозяйству что-то сделают, полы, хотя бы, подметут и помоют. А если дети маленькие — совсем тяжело. А детский садик на другом конце села — нас с братом зимой в детский сад не водили, иначе мать вообще ничего не успевала бы. Сидели с братом дома сами, главное, чтобы спички не нашли.

Но зимой, хоть и возня с печкой, все-таки легче. Летом — совсем труба. Летом работы у сельских жителей навалом. Да даже посуду помыть в сельском доме — это не в городе в раковине под краном.

И это каждый день. Каторга. Другого слова не подберешь. Можно, конечно, было бы задать вопрос моим родителям: «На хрена вам это хозяйство нужно было, если с ним — каторга?». Они бы пальцем у виска покрутили: жрать-то чего будешь? Кто тебе в магазине молоко и картошку продаст?

И особенность моего села в том, что его основали бывшие красноармейцы и переселенцы, почти все ровесники. И дети у них почти одновременно рождались. И взрослели почти одновременно. Поколение моего отца на селе почти одновременно, с разрывом в год-два женилось и стало жить самостоятельно. И водка накрыла село буквально за год-два почти полностью. Резко, разом. Исключение составляли только те молодые семьи, которые от стариков не съехали, как я уже писал.

Можно, конечно, осуждать наших отцов. А вы сами сколько лет этой беспросветной каторги выдержали бы?..

* * *

Первые осмысленные воспоминания детства у меня с 4-х лет. Спусковой механизм был, который их включил. Как-то летом дедушка приехал вечером с сенокоса и позвал меня:

— Петька, смотри, какого я тебе зайца привез.

Ставит на пол хозяйственную сумку на молнии, в которой он брал себе на сенокос обед, открывает молнию, а там — косулёнок. Размером с зайца. Ух, ты! Вот это были радость и счастье. Год мы с Мишкой, так назвали косулёнка, не разлучались. Он всегда или за бабой Таней ходил, она его выпаивала молоком из бутылочки с соской, или за мной. Если бабушка давала мне горбушку хлеба, натертую чесноком или посыпанную сахаром — Мишка никогда доесть не даст, обязательно отберёт, нахаленок. Куда я, туда и он. Малину с куста в саду рву и ем, он её отбирает у меня, я до рта донести не успеваю, еще и лягался, если я его отталкивал. А я из Мишки хотел воспитать верховую косулю, когда он подрос, но получалось плохо, он не хотел скакать со мной верхом, сбрасывал. Но всё равно не обижался за то, что я его объезжал, всё равно везде за мной таскался. Его не привязывали, тем более, никуда не закрывали, рос на воле. Его даже наш цепной огромный лохматый и свирепый пёс Шарик, уже старый кобель, не трогал. И Мишка собаки не боялся. Я с Шариком тоже дружил, бабушка в первый раз сильно испугалась, когда увидела, что я к Шарику в будку залез, пёс все-таки очень злым к чужим был, потом привыкли к этому. И с Мишкой мы ходили в гости к Шарику. Как в одном мультфильме. Пока косулёнок еще не очень сильно вырос, он тоже со мной в будку залазил. Мы с Мишкой в будку, а Шарик из нее — на улицу. Наверно, про себя нас называл на своем собачьем языке идиотами.

К следующему лету Мишка вырос и всё чаще стал перепрыгивать через забор и бегать по улице. Набегается и возвращается, назад во двор запрыгивает. Баба Таня дедушке говорила:

— Смотри, убежит.

— А я что сделаю? Убежит, так убежит, — дедушка махал рукой.

Ну в один прекрасный день Мишка и пропал, не вернулся. Дедушка приехал с работы на коне, посадил меня с собой в седло и мы поехали искать Мишку по селу. Не нашли, так он и пропал, наверно, убежал к своим сородичам. Косуль у нас тогда в полях еще много было. И фазанов тоже. А до войны и сразу после нее еще целым бедствием были — волки. Я в своем детстве их уже не застал, их истребили.

Кстати, про Шарика. Когда я учился в классе 6-м или 7-м вышла книжка Рябинина о собаках, кажется, «Воспитай себе друга»[17], там был рисунок кавказской овчарки. Я показал его деду:

— Дедушка, смотри, у нас Шарик такой был.