Блог «Серп и молот» 2021–2022

У психиатров такое состояние мозгов называется дихтомией. Забавно, что Г. К. Жуков кумир, объект почти мистического поклонения у нашего современника, сотрудника института истории МО РФ А. Исаева. Исаев его даже именует «богом войны», подозреваю, что у него есть и икона с изображением этого «бога». Но забавно-то то, что свою историческую публицистику Исаев начал с «Анти-Суворова», разоблачая инсинуации перебежчика Резуна о намерении Сталина нанести превентивный удар по Германии. Только для меня остается загадкой, как можно было разоблачать резуновские выкладки, не заметив при этом, что «Ледокол» Суворова-Резуна построен на стапелях, которые заложили Хрущев и Жуков, убрав из истории ВОВ первый ее этап — активную оборону, и заменив это «глубокой наступательной операцией»?..

* * *

10-й съезд ВКП(б) — событие в истории партии знаковое. И запрет фракционной деятельности, и НЭП. Но для обороны страны, для армии знаковым был следующий, 11-й съезд. На нем по вопросу строительства вооруженных сил, по вопросу военной доктрины с Троцким схлестнулись Фрунзе, Ворошилов и Буденный.

Я вообще не представляю себе, как можно называться военным историком, ковыряясь пальцем в собственных соплях рассуждать о «катастрофе» 1941 года, при этом даже не удосужиться ознакомиться с тем, какая военная доктрина была принята на 11-м съезде партии. Разгром троцкистов по вопросу военного строительства на 11-м съезде и был, фактически, принятием основных положений доктрины, разработку которой начал Фрунзе.

31 октября 1925 года совершенно неожиданно для всех после операции на желудке умер Михаил Васильевич Фрунзе, Председатель Реввоенсовета СССР, нарком по военным и морским делам СССР. Тема и замысел этой книги не предусматривают разбирательства с версиями смерти Фрунзе, мы и не будем заострять внимание на этой детективной, в полном смысле слова, истории. Отбросим врачебную историю в сторону. Главное, если бы Михаил Васильевич так невовремя не умер, то, гарантируем, оценка его, как военного деятеля, в нашей историографии стала бы почти полной копией оценке Климента Ефремовича Ворошилова, его друга еще со времени съезда РСДРП(б) в Стокгольме.

Они и были друг с другом очень похожи, эти два выдающихся революционера, их биографии даже очень схожи. Единственное, если Ворошилова обзывали слесарем, не получившим военного образования, то на Фрунзе приклеили бы ярлык студента-недоучки, возомнившего себя полководцем и военным теоретиком. Благо, несвоевременная смерть позволила отделить Фрунзе от Ворошилова, даже поставить его в оппозицию к Сталину, поэтому вся советская историография с 1956 года в отношении Михаила Васильевича — одни панегирики. Особой похвалы Фрунзе в этой историографии хрущевско-брежневского розлива удостаивался, как автор программной статьи «Единая военная доктрина и Красная армия». Хвалили взахлёб. Цитировали к месту и не к месту. Выборочно. И до сих пор современные российские военные историки то ли найти не в состоянии полный текст этой статьи, то ли, скорей всего, боятся даже открывать ее, потому что сразу придется отнести на помойку все их труды о том, как Красная Армия готовилась к войне и какой нашему военному и политическому руководству виделась будущая война. Это обычная, академическая, если так можно выразиться, практика нашей историографии — из источников выбирать удобные для концепций места, а неудобные замалчивать. Результатом такой академической практики может быть только то, само собой, что царит в нашей историографии — полнейший антинаучный ревизионизм. Именно то, что предписано Никитой Сергеевичем в его секретном докладе. А мы с вами сейчас посмотрим, что именно из Фрунзе неудобно нашим военным историкам.

Михаил Васильевич в статье, касаясь военных доктрин основных сторон, принимавших участие в Первой мировой войне, выделяет доктрину германской армии, как передовую, наступательную, выражающую агрессивность, стремление к экспансии, завоеванию колоний правящего класса Германии. Немцы сознательно и целенаправленно готовились к будущей войне, как к войне завоевательной, подчинив этой цели вопросы военного строительства. В итоге, они вступили в войну, имея самую сильную армию. Доктрина французов была обусловлена трусливой жадностью французского империализма: