Близость

Реймонд Карвер Близость

Все равно мне надо на запад по делам, поэтому я и заехал по пути в этот маленький городок, где живет моя бывшая жена. Мы не виделись с ней четыре года. Правда, время от времени, когда меня публиковали, или просто упоминали в газете или журнале (заметка, интервью), — я ей все это пе­ресылал. Что меня к этому побуждало — сказать сложно, почему-то мне казалось: а вдруг ей будет ин­тересно. Так или иначе, ответа никогда от нее ни­когда не было.

Девять часов утра. Я заявился без звонка, и, чест­но говоря, не представлял, что меня здесь ожидает. Но она меня впускает. И вроде бы даже не удиви­лась. Никаких рукопожатий и уж тем более никаких поцелуев. Она провожает меня в гостиную. Только я усаживаюсь — она уже несет мне кофе. И тут же при­нимается за свое. Говорит, что она страдала из-за ме­ня, что я заставил ее почувствовать себя униженной и беззащитной.

Сомнений нет: я снова дома.

— Ты сразу почувствовал вкус к измене, — говорит она. — Тебе всегда нравилось изменять. Хотя нет, не так, — уточняет она. — Во всяком случае, поначалу было не так. Тогда ты был другим. Да и я, наверно, тоже. Все тогда было по-другому, — говорит она. — Да, все началось, когда тебе стукнуло тридцать пять или тридцать шесть — ну да, примерно тогда, где-то на середине четвертого десятка. И понеслось. Ты вообще забыл, что я существую, что я рядом. И так ведь здорово все обстряпал — просто загляденье. На­верное, до сих пор собой гордишься.

— Иногда я готова была кричать, — говорит она, и раз уж я решил ворошить прошлое, то о плохом и пе­чальном лучше не вспоминать, говорит она. — Лучше напрягись и вспомни что-нибудь хорошее, — говорит она. — Разве не было ничего хорошего? Да и вообще давно пора сменить тему. Надоело все уже... Вот где уже... Опять сел на своего любимого конька, — гово­рит она. — Что было — то было, потерянного не вер­нешь, — говорит она. — Трагедия? Да, трагедия, да еще какая, Господь свидетель. Но сколько можно? Тебе са­мому разве не надоело копаться в этом старье?

— Ради бога, давай, наконец, забудем о том, что было, — говорит она. — Не будем бередить старые ра­ны. У тебя ведь наверняка осталась для меня еще па­ра стрел в запасе.

И знаешь, что я думаю? Что у тебя что-то не так с головой. Думаю, ты просто свихнулся окончатель­но. Ну да, ты, конечно, не веришь всему тому, что о тебе говорят. Ни единому слову, ни на минуту, — го­ворит она. — А знаешь, я бы могла им о тебе кое-что рассказать. Пришли их ко мне, я им такого про тебя понарасскажу.

И потом вдруг:

— Ты вообще меня слушаешь?

— Слушаю-слушаю, — отвечаю я. — Я весь внимание.

— А вот этого не надо, — взрывается она, — я и так уже сыта этим по горло, придурок! Тебя вообще сего­дня кто сюда звал? Уж точно не я, черт возьми. Объя­вился тут, здрасьте-пожалуйста. Какого черта тебе от меня нужно? Крови моей хочешь? Еще крови? Все ма­ло тебе? А я-то думала, хватит, накушался уже.

— Считай, что я для тебя умерла, — говорит она. — Я хочу, чтобы меня оставили, наконец, в покое. Все что мне нужно — это чтобы меня оставили в покое и вообще забыли, что я существую. Слушай, мне сорок пять, — говорит она. — Сейчас сорок пять, а потом будет пятьдесят пять, а потом и шестьдесят пять. Так что будь добр, отвали.

— Почему бы тебе не начать все с чистого листа? А за­одно и посмотришь, с чем ты в итоге остался. Отче­го бы, в самом деле, не перевернуть страничку? По­смотрим, как у тебя получится.

Тут ее разбирает смех. Я тоже смеюсь, но это от нервов.