— Да. Церковь ныне не имеет ничего общего с церковью прошлых веков или даже недавнего прошлого. Проще говоря, если бы она была таковой, она бы просто не выжила. Есть старики, которые цепляются за то, что, как они верят, неопровержимо... В большинстве случаев это единственное, что у них остается. И нет нужды разубеждать их, лишать этой веры. Время великодушно дарует изменения. Ничто не остается таким, каким было прежде. С каждым годом — когда нас покидает старая гвардия — церковь все быстрее и неотвратимее движется к социальной ответственности. Она обладает властью, чтобы творить безграничное благо, обладает возможностью — и в прагматическом, и в духовном смысле — смягчать тягчайшие страдания. Я говорю со знанием дела, ибо принадлежу к этому движению. Мы — в каждом епископстве, по всему миру. Это наше будущее. Мы сегодня — в мире и с миром.
Фонтин отвернулся. Священник замолчал. Он поведал о силе, стремящейся творить добро в мире, который, увы, этим добром обделен. Виктор снова посмотрел на Лэнда.
— Значит, вам не известно точно, что содержится в тех документах?
— А какая разница? В худшем случае — повод для теологических дебатов. Доктринальные уловки. Этот человек существовал. И звали его Иисус из Назарета... или ессейский Архангел света... и он вещал от чистого сердца. Его слова дошли до нас, и их историческая аутентичность доказана исследователями арамейских и библейских текстов — как христианами, так и нехристианами. Какая в таком случае разница, как его называть — плотником, или пророком, или Сыном Божьим? Главное — что он говорил истину, как он ее понимал и как она ему раскрылась в откровении. Его искренность, если угодно, — вот то единственное, что имеет значение, а это не подлежит обсуждению.
Фонтин вздрогнул. Мысленно он вернулся к Кампо-ди-Фьори, к старику, ксенопскому монаху, который рассказал ему о пергаменте, вынесенном из римской темницы.
«...То, что содержится в этом пергаменте, превосходит самое смелое воображение. Его необходимо найти-уничтожить... ибо ничто не изменится, хотя все будет иным».
Уничтожить!
«...Важно лишь то, что он изрекал истину так, как он ее понимал и как она ему раскрылась в откровении... Его искренность, если угодно, — вот то единственное, что имеет значение... это не подлежит обсуждению».
Или подлежит?
Готов ли этот священник-ученый, этот добрый человек столкнуться с тем, с чем должны рано или поздно столкнуться люди? Честно ли попросить его об этом?
«Ибо ничто не изменится, хотя все будет иным».
Что бы ни означали эти странные слова, как поступить — будут знать лишь исключительные люди.
Он приготовит сыновьям список таких людей.
Священник по имени Лэнд будет одним из кандидатов.
Тяжелый четырехлопастный винт постепенно замирал, металлический лязг отдавался по всему телу вертолета. Пилот открыл дверцу и дернул за рычаг, который выбросил за борт короткую лесенку под брюхом фюзеляжа. Майор Эндрю Фонтин спустился по металлическим ступенькам на вертолетную площадку военно-воздушной базы «Кобра» в Фантхьете.
Его документы обеспечивали ему приоритетное транспортное обслуживание и доступ к секретным складам на побережье. Сейчас ему надо получить джип в офицерском гараже и отправиться прямо к побережью. И найти нужный сейф на складе номер четыре. Там спрятаны материалы, собранные «Корпусом наблюдения». Там, в самом безопасном тайнике во всей Юго-Восточной Азии, они и останутся — надо только удостовериться в их целости и сохранности. После поездки на склад ему предстоят еще два путешествия — сначала к северу от Дананга, потом южнее — минуя Сайгон, в район дельты Меконга. В Канто.
В Канто находится капитан Джером Барстоу. Мартин Грин прав: Барстоу провалил «Корпус наблюдения». Остальные тоже сошлись на этом: его поведение выдавало в нем человека, которого раскололи. Его видели в Сайгоне с военным юристом Таркингтоном. И было нетрудно понять, что произошло: Барстоу подготавливает себе защиту, а раз так, значит, он собирается давать показания. Барстоу не знал о местонахождении документов «Корпуса наблюдения», но он их как-то видел. Видел, черт! Он и сам готовил бумаги — двадцать или тридцать копий. Показания Барстоу будут означать крах «Корпуса наблюдения». Этого нельзя допустить!
Военный юрист Таркингтон сейчас в Дананге. Он не знает, что ему предстоит встретиться еще кое с кем из «Корпуса наблюдения». Это будет его последняя в жизни встреча. Его найдут в парке, с ножом в животе, со следами виски на рубахе и во рту.
Потом Эндрю вылетит в район дельты. К предателю по имени Барстоу. Барстоу пристрелит проститутка — там с этим делом просто.
Он шагал по горячему бетонному покрытию к управлению транзита. Его ждал подполковник. Сначала Эндрю всполошился: не случилось ли чего? Пять дней еще ведь не истекли. Но потом он увидел улыбку на лице подполковника — снисходительная, но все же дружеская улыбка.
— Майор Фонтин? — Офицер протянул руку: значит, не хочет здороваться официально.
— Да, сэр. — Эндрю пожал протянутую руку.