Он поднялся по широким мраморным ступенькам к дубовым дверям своего детства. Он остановился и стал ждать, когда наступит, как ему казалось, неизбежное: чувство всепоглощающей печали. Но оно не пришло, потому что дом был безжизнен.
Он услышал за спиной рев автомобильного мотора и обернулся. Шофер развернулся и помчался по дороге к главным воротам. Кто бы он ни был, ему не терпелось побыстрее скрыться.
Виктор еще смотрел вслед удаляющемуся автомобилю, когда раздался щелчок замка. Он повернулся к дубовой двери. Дверь отворилась.
Он не мог скрыть, насколько поражен. И не хотел скрывать. Все его тело сотрясалось от гнева.
В дверях стоял священник! Одетый в черную сутану. Это был немощный старик. Будь иначе, Виктор не сдержался бы и ударил его своей палкой.
Он посмотрел на старика и тихо сказал:
– Увидеть в этом доме священника для меня невыносимо больно.
– Жаль, что таково ваше чувство, – ответил священник. Его голос был твердым, но слабым. – Мы чтили хозяина Фонтини-Кристи. Мы передали в его руки самые бесценные сокровища.
Они смотрели друг другу прямо в глаза не мигая, но гнев в душе Виктора постепенно сменился недоверчивым удивлением.
– Вы грек, – прошептал он едва слышно.
– Да, но это неважно. Я монах из Константинополя. Пожалуйста, входите. – Старик священник отступил на шаг от двери, впуская Виктора в дом. – Не спешите. Осмотритесь. Здесь мало что изменилось. Была составлена подробная опись всех вещей в комнатах, сделаны фотографии интерьеров. Мы сохранили здесь все так, как было.
Да, мавзолей!
– Как и немцы. – Фонтин вошел в просторный холл. – Странно, что те, кто предпринял такие ухищрения, чтобы приобрести Кампо-ди-Фьори, не захотели ничего здесь менять.
– Никто не станет распиливать прекрасный бриллиант или замалевывать ценную картину. Так что тут нет ничего странного.
Виктор не ответил. Он крепко сжал палку и с трудом подошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Он остановился перед аркой слева, за которой начиналась гостиная. Там все оставалось по-старому. Картины на стенах, столики у стен, старинные зеркала над столиками, восточные ковры на полу, широкая лестница с блестящими полированными перилами и балюстрадой.
Он взглянул на северную арку: за ней была столовая. Сумеречные тени играли на гигантском обеденном столе – полированном, пустом, без скатерти, за которым когда-то собиралась вся семья. Он представил себе эту картину, даже услышал болтовню и смех. Споры, шутки, нескончаемые беседы. Семейные ужины были важными событиями в Кампо-ди-Фьори.
Фигуры застыли, голоса пропали. Пора возвращаться.
Виктор обернулся. Монах жестом указал ему на южную арку:
– Давайте пройдем в кабинет вашего отца.
Он направился впереди старика в гостиную. Машинально – ибо ему совсем не хотелось воскрешать воспоминания – взглянул на мебель, неожиданно такую знакомую. Каждый стул, каждая лампа, каждый гобелен, камин и кресла были в точности такими, какими он их запомнил.
Фонтин глубоко вздохнул и закрыл на мгновение глаза. Жутко. Он шел по музею, который когда-то был живой частью его жизни. В каком-то смысле это была жесточайшая пытка.
Он подошел к двери в кабинет Савароне; этот кабинет никогда не принадлежал ему, хотя именно здесь едва не закончилась его жизнь. Он прошел сквозь дверной проем, в который швырнули когда-то жуткую окровавленную старческую руку.
Если что и поразило его, так это настольная лампа и свет, который лился из-под зеленого абажура. Все было в точности так, как и три десятилетия назад. Картина впечаталась в память: свет этой лампы падал на размозженный череп Джеффри Стоуна.
– Не хотите ли присесть? – спросил священник.
– Сейчас-сейчас.
– Можно, я…
– Простите?
– Можно, я сяду за стол вашего отца? – спросил монах. – Я наблюдал за вашим взглядом.
– Это ваш дом, ваш стол. Я только гость.
– Но не чужой.
– Разумеется. Я говорю с представителем компании «Барикур, отец и сын»?
Старик священник молча кивнул. Он медленно обошел стол, выдвинул стул и опустил на него свое тщедушное тело.
– Не вините миланского адвоката – он не мог этого знать. «Барикур» выполнил все ваши условия – мы за этим проследили. «Барикур» – это Ксенопский орден.
– Мои враги, – сказал Виктор тихо. – В 1942 году в Оксфордшире находился лагерь МИ-6. Вы пытались убить мою жену. И многие безвинные люди погибли тогда.
– Решения принимались без ведома старцев ордена. Экстремисты всегда поступали по-своему, мы не могли их остановить. Но я не думаю, что вы принимаете такое объяснение.
– Не принимаю. Откуда вы узнали, что я в Италии?
– Мы уже не те, что были раньше, но какие-то связи и возможности у нас еще сохранились. Один из нас постоянно следит за вами. Не спрашивайте кто – я вам не отвечу. Но почему вы вернулись? После тридцати лет зачем вы вернулись в Кампо-ди-Фьори?
– Чтобы найти человека по имени Гаэтамо. Энричи Гаэтамо.
– Он живет в горах Варесе, – сказал монах.
– И все еще разыскивает следы поезда из Салоник. Он объездил Южную Европу от Эдесы, всю Италию, все Балканы, вплоть до Северных Альп. А почему вы оставались здесь все эти годы?