Близнецы поневоле

9 мая проводим концерт на городской площади. Наша и школьная самодеятельность. Нелегко было добиться разрешения на него, пришлось подключить горком комсомола Ленинграда. Там совершенно не поняли, почему нам не разрешают такое благородное дело как концерт для ветеранов. Вставили фитиль местным властям. Скрепя сердце разрешение нам дали. Но предупредили — никакой агитации за кандидатов. Плевать я хотел на их запреты, во время концерта раздадим листовки с программой кандидатов, да и сами они выступят — поздравят ветеранов. Председатель горисполкома тоже пожелал выступить, примазаться к славе. Причем потребовал слово первым. Лошара!

Начинаем в 10 утра, люди еще подходят. Деревянная сцена изготовлена нами в мебельном цеху, собрана уже тут, на месте. Председатель читает по бумажке заготовленную речь, микрофон фонит, мало что можно понять. Закончив свое невразумительное поздравление, получает жиденькие аплодисменты. Поднимаюсь на сцену я. Ребята настраивают микрофон, теперь слышимость отличная.

— Дорогие друзья! Земляки! Уважаемые ветераны Великой Отечественной войны! Коллектив интерната и средней школы № 2 поздравляет вас с праздником великой Победы! Мы подготовили для вас небольшую концертную программу. Для ветеранов и инвалидов сейчас поставят стулья. И скоро подъедет полевая кухня с солдатской кашей! Участники войны будут накормлены бесплатно! Это подарок от ремонтно-механического завода.

Директора выступят чуть позже, когда народа соберется больше. Стулья привезли из школы, расставляют перед сценой. Кроме каши была у меня мысль наливать ветеранам фронтовые 100 грамм, но увы — в разгаре борьба с алкоголизмом. Права вести торговлю на площади также получить не удалось, а можно было подзаработать. Пока ребята развлекают народ музыкой.

— Владимир Семенович! — С боков подходят двое — Разрешите на минутку, поговорить.

Иду с ними, поговорим. Ребята всё видели, кому звонить знают если что. В машине уже знакомое лицо, сажусь рядом на заднее сидение. Никуда не едем, водитель вышел, стоят в стороне.

— Договор наш значит, не хочешь соблюдать? — Это у майора вместо здравствуйте.

— Разве мы о чём то договорились? Не припоминаю.

— Зря. Думаешь, если тебя никто не трогает, то я о тебе забыл?

— А обыск это тоже «не трогают»? — Подозрительно хорошее у него настроение. Какой-то туз в рукаве.

— К обыску я отношения не имею, есть и другие заинтересованные лица. Ладно, не будем тянуть кота за причандалы, взгляни вот на это. Знаешь его? — Протягивает мне фотографию, пацан, лет 15, ни разу не знакомый. На обороте надпись — Юле на память.

— Первый раз вижу.

— Да? Странно. А эту? — Теперь женщина, постарше, также незнакомая. А видимо должен знать, просто так он бы их не показывал. Слишком злорадное выражение лица.

— И эту не знаю.

— Как же так? Это Кошкина Татьяна Викторовна. И теперь не узнал? — Я уже все понял. Разбирался в биографии Волошина, эти люди имеют к нему отношение. Хрен выкрутишься. Надежда только на то, что он еще хочет договориться, иначе разговаривали бы не в машине, а в камере.

— А у Вас нет таких знакомых, которых вы не хотите видеть? — Делаю слабый ход, других пока нет — Эти люди для меня умерли.

— Вот как? Допустим, я могу поверить, что директор интерната тебя так достала, что не хочешь её видеть. Но себя то, за что так? Изменился так сильно, сам себя не узнаешь?

Раздобыл гад фото Волошина. В паспортном фото заменили на мое, в интернате дело изъяли. Нашел какую-то Юлю, расспрашивал, она показала фото. И все. Не отвертишься, очной ставки с этой Кошкиной моя физиономия не выдержит. Варианты действия? Майор не дает долго раздумывать.

— Молчишь? Вот так шпионы и попадаются. Будешь колоться или поедем оформлять?

— Огласите все варианты, пожалуйста — Все козыри у него, могу только играть в партизана. ГРУ меня не знает (или знает?), Максим тоже может пострадать. Сбежать? Не знаю его физической подготовки, но вырубить, возможно, смогу. Возможно, даже смогу удрать. А дальше?

— Вариант у тебя один. Рассказываешь всё, а я подумаю, что с тобой делать.

— Рассказать я ничего не могу. Если вы внимательно все проверяли, то в курсе, что все документы оформлены законным образом. Не мог я купить всех — в паспортном, военкомате, интернате. Выводы сами сделаете? — Подталкиваю к мысли, что за мной стоит организация. К сожалению, на ГРУ я не тяну по возрасту, а что я не отношусь к их ведомству — он уже пробил.

— Да, этот аспект меня несколько смущает. Но есть средства развязать тебе язык. Узнаю, тогда и выводы сделаю — Не ведется, да я особо и не надеялся.

— Если я до сих пор не в камере, значит, есть другие варианты? — Пытаюсь изменить ход разговора.