Близнецы Фаренгейт

Сидя рядом со мной, Тэсс читает о великих исторических личностях. Стервозного вида Сафо занимает одну страницу с Шекспиром, однако до поэзии их маленькая Тэсс не вполне еще доросла. Она листает книгу, пока не отыскивает Клеопатру, темнокожую, наподобие, — ну да, шоколадного желе. Царица Нила восседает на троне в окружении прислужниц и экзотических зверей. Демография этого уголка древнего Египта наводит на мысль о счастливом сожительстве женского евангелистского хора с обитателями зоопарка.

Странно, почему меня так раздражает эта книга, тем более, что люди, описанные в ней, действительно существовали и в большинстве своем были как раз такими черными или голубыми, какими их в ней изобразили. Разве она не лучше тех исторических книжек, на которых вырос я, — набитых белыми самцами, воюющими друг с другом? Я наугад прочитываю кусочек текста. Оказывается, Клеопатра была мудрой, хитроумной правительницей, делавшей все для того, чтобы ее мирная цивилизация не попала в лапы алчных римских мародеров. Полагаю, Клеопатра из этой книжки не стала бы раскидывать ноги перед любым напялившим доспехи мужланом.

— А что говорит мама про меня и Джона? — спрашиваю я у Тэсс, когда автобус уже довольно далеко отъезжает от города.

— Ничего, — отвечает Тэсс.

— Совсем ничего?

— Она занята.

— Заботами о тебе?

— Просто занята.

Потерпев поражение, я вглядываюсь в окно. Стекло в нем, конечно, слегка тонированное, но все равно, темнота снаружи стоит какая-то странная. Вчера к этому времени даже сумерки еще не наступили. Мимо нас монотонно проплывают головные огни машин. Водитель автобуса что-то бормочет в мобильник. Слов я не различаю, но от интонаций его веет тревогой.

А я вдруг соображаю, что пассажиры автобуса как-то уж слишком тихи. Пара-другая их время от времени перешептывается, но больше никто ничего не говорит. Я оборачиваюсь, пытаясь вглядеться в лица моих попутчиков. Они отвечают мне взглядами — глаза у них перепуганные, лица белые. Нет, действительнобелые. Им страшно. Они тоже помнят вчерашний день. И тоже не понимают, почему сегодняшний так на него не похож.

Ход автобуса все замедляется, замедляется. Водитель часто мигает фарами, предостерегая встречные машины. Похоже, многие автомобилисты не пожелали принять во внимание странность нынешней погоды — едут себе, как ни в чем не бывало, с выключенными головными огнями, словно никаких проблем с видимостью попросту не существует. Словно они не желают позволить невразумительным изменениям в погоде их застращать. И что меня пугает, — чем темнее становится небо, тем большее, похоже, число водителей проникается этим залихватским настроением.

— Исусе, да проснитесь же вы, — громко бурчит наш водитель, когда мимо проносится еще один темный автомобиль.

Спустя совсем недолгое время скорость автобуса спадает до тридцати миль в час. Каждая четвертая или пятая машина, какая нам встречается, идет без огней. Некоторые хотя бы испускают скорбные гудки, большинство же катит в молчании.

Поскольку света снаружи почти не осталось, окна автобуса обращаются в зеркала. Каждый из нас с нелегким чувством вглядывается в свое отражение, выполненное в технике chiaroscuro [8]. Кроме Тэсс, которая так и читает свою новую книгу. Великая «женщина цветных», Гарриет Табмен, освобождает своих рабов при небольшой помощи президента, для которого места на картинке не нашлось. [9]

— Интересная книга? — кашлянув, спрашиваю я.

— Ага — отвечает Тэсс. Она поднимает руку к рыльцу кондиционера, покручивает его туда-сюда. Я понимаю: Тэсс ошибкой приняла его за регулятор светильника и пытается добиться света поярче.

— Это чтобы воздух подавать, — негромко сообщаю я. — Свет не регулируется. Он либо включен, либо выключен.

— Темно становится, — жалуется она.

— Да уж, — соглашаюсь я, вглядываясь в окно.

— Нет, — говорит она. — Не там. Здесь. Свет тускнеет.

Тэсс указывает пальцем на лежащую поверх ее колен книгу. Женщина-астронавт улыбается со снимка, сделанного незадолго до того, как ее разнесло вместе с «Челленджером» на атомы. Текста я почти не различаю. Дочь права.

Очень скоро освещение в автобусе блекнет настолько, что он начинает походить на подводную лодку. Двигатель все еще исправно урчит, однако светильники в кабине ведут себя так, словно их подключили к собственным аккумуляторам, которые все до единого вдруг взяли да и сели. Верхний свет, освещение аптечки, лампочка, показывающая, занят туалет или свободен, все они теперь еле-еле желтеют. Мне вдруг приходит в голову, что, наверное, наличие туалета и отличает «спецтранспорт» от автобуса, однако делиться этим полезным и познавательным фактом с Тэсс сейчас, пожалуй, не время. Хорошо, что она так поглощена своей книгой о великих людях и на все нарастающее в автобусе напряжение внимания не обращает.