Близнец тряпичной куклы

Раз кукла у меня, значит, мама…Он не помнил, чтобы прятал куклу под тунику, да и вообще ничего не помнил, он только знал, что нужно как можно скорее найти место, где кукла была бы скрыта надежнее, чем в его постели. Тобин понимал, что для мальчика, который собирается стать воином, стремиться к обладанию куклой позорно, но он все равно прятал ее, полный противоречивых чувств.

Может быть, мама все-таки подарила ее ему… Проваливаясь в тревожный сон, он снова и снова видел, как мать протягивает ему куклу и с улыбкой говорит, что это лучшая из всех, какие она только сделала.

Глава 10

Тобина два дня продержали в постели. Сначала он по большей части спал, убаюканный ровным стуком дождя в ставни и шорохом льдин на вскрывшейся реке.

Иногда в полусне ему казалось, что рядом его мать: стоит в ногах постели, прижав к груди руки, как тогда, когда увидела в окно скачущего по дороге царя. Тобин был так уверен в ее присутствии, что слышал даже ее дыхание, однако, когда он открывал глаза, рядом никого не оказывалось.

Кроме демона. Тобин теперь все время ощущал его присутствие. Ночью мальчик прижимался к Нари, пытаясь убедить себя, будто не чувствует пристального взгляда демона. Однако, как ни силен был призрак, он не трогал Тобина и ничего не ломал.

К концу второго дня Тобин проснулся и сделался беспокойным. Нари и Фарин сидели с ним, рассказывали сказки и приносили игрушки, словно он был еще младенцем. Слуги тоже приходили, чтобы похлопать мальчика по руке или поцеловать в лоб.

Приходили все, кроме отца. Когда наконец Фарин неохотно сообщил Тобину, что князю пришлось сопровождать царя в Эро, горло мальчика сжалось, но слезы так и не пролились.

Никто не упоминал его матери. Тобин гадал, что случилось с ней после того, как она ушла в башню, но спросить об этом он не мог себя заставить. Ему и вообще не хотелось говорить, так что он молчал, даже когда окружающие пытались добиться от него ответов. Тобин лепил что-нибудь из воска или прятался под одеяло, дожидаясь, пока все уйдут. В те редкие минуты, когда он оставался один, Тобин доставал тряпичную куклу из потайного места за гардеробом и прижимал к себе, глядя на пустой овал, на месте которого должно было бы быть лицо.

Конечно, у него есть лицо. Самое миленькое…

Однако кукла вовсе не была милой. Она была уродлива. Шерсть внутри сбилась в комки, в руках и ногах куклы пальцы Тобина нащупывали какие-то твердые острые предметы, похожие на щепки. Оболочка из муслина засалилась и во многих местах была заштопана. Разглядывая куклу, Тобин обнаружил то, чего раньше не замечал: вокруг шеи была туго обвязана тонкая блестящая черная нить — обвязана так туго, что становилась видна, только если отогнуть голову куклы назад.

Тобин чувствовал исходящий от нее легкий цветочный аромат — запах тех духов, которыми Ариани пользовалась в последние счастливые недели, — и этого, при всем уродстве куклы, с него было достаточно. Свой секрет Тобин ревниво охранял, и когда наконец на третий день ему позволили встать, перепрятал куклу на дно старого сундука в комнате для игр.

Снова похолодало, и снежная крупа шелестела по стенам замка. Комната для игр выглядела сумрачной и неприветливой. На полу и плоских крышах игрушечных домов лежала пыль, а маленькие деревянные человечки валялись в садах Дворцового Кольца, словно те жертвы чумы, о которых отец рассказывал в своих письмах. Кресло в углу, изображавшее пленимарского воина, казалось, насмехалось над Тобином, и он отправил шлем в ящик комода, а плащ швырнул на дно пустого гардероба.

Подойдя к столу у окна, мальчик осторожно коснулся предметов, которыми пользовались они с матерью, — листов пергамента, песочницы, ножа для подчисток, перьев. Они с Ариани освоили уже почти половину алфавита… Листы с написанными рукой матери крупными отчетливыми буквами ждали, пока Тобин начнет упражняться. Он взял один из них в руки и понюхал, надеясь уловить запах духов, но пергамент пах всего лишь чернилами.

Когда через несколько дней отец вернулся, снежная крупа сменилась весенним дождем. Князь выглядел усталым и печальным, и никто, даже Фарин, не мог придумать, что ему сказать. Вечером после ужина Риус отослал всех из зала, сел у камина и посадил Тобина себе на колени. Долгое время оба молчали.

Наконец Риус коснулся синяка на подбородке Тобина и спросил:

— Ты так и не можешь говорить, малыш? — Тобин был поражен, увидев, как по черной с серебром бороде отца катятся слезы.

Не плачь! Воины не плачут! — подумал мальчик, испуганный слезами своего храброго отца. Слова звучали у него в голове, но произнести их он по-прежнему был не в состоянии.

— Ладно, не важно… — Отец крепко прижал к себе Тобина, мальчик положил голову на широкую грудь, прислушиваясь к успокоительным ударам сердца и радуясь тому, что больше не видит слез Риуса. Наверное, поэтому отец всех и отослал: чтобы никто не увидел…