– «Сокол Поднебесной», это китайские планеры. Есть еще «Око пророка», но это совсем мелкие, на одного летуна...
Я попытался вспомнить китайские планеры. Видел я их раза два, но каждый раз – высоко в небе.
– Это хорошие планеры? Большие?
Хелен усмехнулась:
– Китайцы первыми в небеса поднялись, Ильмар. Планеры хорошие, даже получше наших.
– Много людей планер поднимет?
– Двое в кабине. – Хелен запнулась. – Там еще бомбовая к камора есть.
Троих запихнуть можно... может, и четверых. Значит, шестеро...
Я прикрыл глаза. Кто нам нужен больше всего?
Сам Маркус, это раз. Луиза – это два, ее все равно от Маркуса не оттащить.
Арнольд – три, ясное дело. Фарид – четыре... как бы там ни было, но его тайные умения еще пригодятся. Петер – пять, сомнений нет никаких, без толмача в таком пути нельзя. Ну и Хелен, потому что планер, кому-то нужно в небе держать.
Эх... Жерара бы впихнуть! Но больно уж здоров епископ. Значит, остальным выпадает отход прикрывать. Жерар, Луи, Йенс, я – это те, кто драться умеет.
Жана и Антуана в расчет не берем... может, высадить их, пока не поздно?
Что ж... помоги, Сестра... сжалься, Искупитель. Помоги закончить начатое.
Как-никак у тебя в том свой резон есть...
Я едва не рассмеялся, сообразив, что мысленно Искупителю сделку предлагаю.
Мол, помоги Маркуса спасти, а он твое дело закончит.
Помоги, Сестра. Детей и женщин от беды спасать – твоя обязанность. Ну так спаси, помоги им выбраться. А за нас не прошу, мы свое отпросить успели.
Сколько там у меня до дюжины осталось? После той драки в порту? Один или двое?
А... сколько бы ни было. Все, мои это льды. И если не врали сны, если ты, Искупитель, и впрямь там... я к тебе приду. И если можно там говорить – одно спрошу: ну что же ты сделал не правильно? И что мы ложно творим, твоим заветам следуя?
– Ильмар? – Хелен заглядывала мне в лицо, тормошила за плечи.
– Ты, главное, планер подними, – сказал я. И улыбнулся. – Ты уж постарайся, летунья.
Хелен ответила не сразу. Затеребила тугую косу, будто маленькая девочка, которой дурную новость сказали.
– Ты это брось...
– Маркус. Луиза. Арнольд. Фарид. Петер. И ты. Под самый верх, летунья. Мне места нет.
– Не пущу, – прошептала Хелен.
– Брось, летунья. – Я не удержался, щеки ее рукой коснулся. – Поиграли, и хватит. Я тебе не пара... да и не о том речь. Захочет Сестра – выпутаюсь.
Хелен покачала головой:
– Нет... тут уж не выпутаться...
– Значит, так суждено. Откуда нам знать, сколько у Искупителя вначале апостолов было? Кого сохранила память, а кого и нет.
Она молчала, губы кусала, но сказать ничего не могла. И правильно, тут моя правда. Глупая девчонка... нельзя все-таки женщинам в войну играть. Настоящий солдат сразу все поймет и спорить не станет. Может, из упрямства и горечи впрямь можно много чего сотворить – стать летуном, вместо жизни и радости научиться смерть людям нести. Но одного нельзя – природу свою переменить.
– Ильмар...
– Не надо, – сказал я. И поцеловал Хелен, все слова обрывая. – С силами соберись. И вперед не суйся... береги себя. Тебе еще рули тягать.
Наш шарабан, кативший первым, остановился. Следом – и другие.
Я спрыгнул на землю, огляделся. Окраина городка давно уже осталась позади.
Впереди, в выгоревшей степи, виднелись строения, унылые, как любые казармы в любой просвещенной стране. Лишь маленькая мечеть с двумя невысокими минаретами напоминала, что мы в Османской империи.
– Плата! – требовательно сказал возчик. Не ко мне обращаясь, к Петеру.
– Плата, плата! – подхватили остальные. На лице Арнольда, грузно спрыгнувшего с шарабана, появилась недобрая улыбка. Я бросился к нему, схватил за руку:
– Стой! Не надо!
Стражник легко вырвал ручищу, посмотрел на меня.
– Не надо, Арнольд, – повторил я вполголоса. – Нас все-таки довезли. Пусть не сразу...
– Проучить отродье... – гневно начал Арнольд.
– Стражник, – прошептал я. – Скажи, что дает тебе твой гнев? Ты сильнее любого из нас и любого из возчиков, но разве сила стала равна правоте? Ты заберешь железо с собой, когда тебя призовет Искупитель? Идем. Сейчас нам пригодится и твоя сила, и твоя ярость.
Арнольд молча вытащил из кармана горсть марок, швырнул оземь. Там было побольше, чем шестьдесят османских лир, и возчики это поняли – попрыгали с облучков, бросились собирать монеты.
А мы пошли к зданиям у неогороженного летного поля.
Поэт, спутавший как-то окно с дверью, говорил, что в мире есть три глупых, но великих деяния, достойных быть воспетыми в стихах, – любить безответной любовью, защищать осажденную крепость и дерзить Богу.
Он, конечно, хорошо сказал. Трудно поспорить. Но когда мы шли к летному полю, я подумал и про четвертое – жалкой горсткой людей штурмовать крепость.
Пусть даже не было перед нами высоких крепостных стен, но в казармах никак не меньше сотни солдат. Даже если это тыловые войска, привыкшие быть обслугой османских летунов, никак не справиться. Будь нас двенадцать опытных бойцов... да и то.