Блистательный Химьяр и плиссировка юбок

Но все вместе исконно французские евреи составляют лишь небольшой процент в общине Франции. Ибо с присоединением Эльзаса оттуда хлынули на территорию собственно Франции евреи, говорившие на идише. И основные антисемитские выпады во французской литературе и публицистике направлены были против этих «немецких евреев». (Капитан Дрейфус, кстати, был одним из них.) Судя по всему, в позапрошлом веке они так допекли французских антисемитов, что те, проклиная этих «немецких пришельцев», утверждали, что среди французских евреев очень много порядочных людей. Представляете, что нужно сделать, чтобы антисемит такое сказал!

Они, эти евреи, составили бы большинство в общине, да новый поток принес в эту симпатичную страну выходцев из великих стран Пейл и Литэ (Польши и Литвы, а точнее — из Российской империи и австрийской Галиции). Вот их-то во французской общине большинство. Потому особо об их фамилиях и говорить-то незачем: Гинзбурги как Гинзбурги, Шварцы как Шварцы, а также Гиршбергеры (последние, впрочем, могут читаться как Иршберже). Имена теперь все больше франкозвучащие: Андрэ Глюксман (с ударением на последнем слоге), Леон Блюм (предвоенный премьер-министр) и все такое прочее.

Но и эта картина оказалась слишком простой, когда после обретения независимости североафриканскими колониями из этих свободных арабских стран рванулся во Францию протуберанец местных евреев. Им-то от победы арабского дела ждать ничего хорошего не приходилось. Вдобавок они отлично владели французским, за время колониализма прекрасно европеизировались, были очень неглупы в делах, а также поголовно все имели французское гражданство. Фамилии у них восточные, примерно такие же, как у алжирцев и марокканцев-мусульман, зато имена — французские. Чем и могут они легко отличаться от арабов.

Вот фамилии трех врачей, списанные мною на улицах Ниццы: Франсуа Саадун, Мишель Леви (ну тут и так все ясно) и Раймон Бушараа.

И Ломброзо тоже

Еще в 80-е годы XVI века города Ливорно не существовало: была приморская деревушка в области Тоскана. Расположена она была в месте удобном, чтобы стать портом. Тосканой правили тогда герцоги из дома Медичи, рода весьма заметного в итальянской и европейской истории. Единой Италии не существовало, и для тосканских герцогов Венеция была столь же чужим и опасным конкурентом, как любое другое зарубежное государство. Поэтому Медичи решили основать на месте деревни крупный портовый город.

Медичи были добрыми католиками, но при этом, если так можно выразиться, весьма знающими свое дело правителями. И потому приняли в 1583 году верное решение: пригласить поселиться в Ливорно евреев, причем не венецианских евреев, которых Шекспир обессмертил в образе Шейлока — ох, не каждое бессмертие желанно! — а марранов, весьма сведущих в средиземноморской торговле, имеющих надежные связи с Амстердамом, Турцией и всем Востоком. Марраны, сполна хлебнувшие лиха в Испании, очевидно, рассудил мудрый Медичи, с благодарностью отнесутся к государству, где жизнь их будет отличаться от прежней в лучшую сторону. И с 90-х годов XVI века еврейская община Ливорно получила широкие права: самоуправление, автономный суд, сбор налогов (со своих). Тут не было гетто, не требовалось носить отличительную одежду — ну просто, как сказали бы в СССР, коммунизм! Но, к счастью, тогда такого слова не знали, хотя и понимали, что в Ливорно — хорошая жизнь (в рамках позднего Средневековья, естественно). Лет через сто Ливорно был объявлен вольным портом, что еще больше укрепило позиции еврейской общины.

Евреи составляли заметный, но не самый большой процент в населении города. Община могла себе позволить заниматься не только местными делами: скажем, во времена Хмельницкого здесь собирали средства на помощь выжившим евреям Украины. (Маленький вопрос: кто, кроме евреев, слышал в Ливорно, да и вообще в Италии, об Украине и стойком борце за ее свободу Б. Хмельницком? Но в еврейских общинах того времени знали об окружающем мире куда больше, чем в среднем европейском университете. К примеру, о странах Африки к югу от Сахары. И, естественно, о такой экзотике, как Украина.) При всех этих многотрудных международных занятиях ливорнские евреи сохраняли лояльность дому Медичи и старались, чтобы собратья в разных странах относились к нему не хуже.