Блин - сокрушитель террористов

Девчонки примчались через пять минут. По дороге Ирка успела все рассказать Суворовой, и та не стала задавать Блинкову-младшему вопросов. Она только мотала головой и бормотала:

– Ну ты, Блин, даешь! Ну ты, Блин, супермен!

То, что он просил принести, Суворова сложила в полиэтиленовый пакет.

– Переодевайся, а мы на кухню пойдем потреплемся, – сказала она, швырнув пакет на Иркину кушетку.

– Валь, а из него симпатичная девочка получится! – ехидно добавила Ирка.

Блинков-младший захлопнул за ними дверь, разделся и напялил платье суворовской сестры-фотомодели, в котором Валька первого сентября ходила в школу. Платье было с глубоким вырезом на спине и очень коротким подолом.

Потом настала очередь колготок. Если не считать раннего детства, Митек впервые надевал эту девчачью одежду. Колготки не хотели натягиваться и собирались в складки на коленях. Наслюнив пальцы, как это делают девчонки, он кое-как подобрал складки и повертелся перед зеркалом. Сзади и на бедрах из-под платья выпирали бесформенные комья. Широкие мужские трусы не годились для того, чтобы носить их под колготками. Под тонким эластиком они комкались и скатывались в валики. Завтра придется впервые за тринадцать лет и одиннадцать месяцев жизни пойти в «галантерею» за женским бельем. А пока Митек надел трусы поверх колготок, и безобразные комья исчезли.

Наконец, он с риском для жизни влез в суворовские туфли на «платформе». Пальцы торчали из открытых носков сантиметра на два, но это чепуха. Главное, было совершенно непонятно, как девчонки ходят в такой высокой обуви. Блинков-младший кувыркнулся на втором же шаге. Хорошо хоть, угодил на кушетку.

– Валь! Ир! – позвал он, приоткрыв дверь.

Девчонки вошли и заохали:

– Какая ты хорошенькая! – пробасила Суворова. – Девушка, вы не скучаете? Давайте познакомимся!

– Может, парик ей найдем? – деловито спросила Ирка. Они уже называли Блинкова-младшего в женском роде.

– Парик сразу видно, – возразила Суворова. – А так будет девочка, остриженная под мальчика. Клипсики нацепим, накрасим ее…

– Я не могу в этом ходить, – сказал Блинков-младший, пиная по полу суворовские «платформы». – Может, кроссовки оставим?

Ирка и Суворова одновременно замотали головами:

– Очумел? – возмутилась Валька. – Под такое платье нельзя кроссовки!

– Тогда найдите мне что-нибудь пониже, – попросил Блинков-младший, – а то упаду и расшибусь насмерть.

Ирка полезла в шкаф и, страдая, вытащила свои парадные туфли-лодочки.

– Сойдет, – определила Суворова.

Но «лодочки» на Блинкова-младшего не налезли. Как-никак, у него был сорок первый размер.

Посмотрев на его мучения, Суворова сковырнула с ног босоножки.

– Это Нинкины, – предупредила она. – Мне страшно даже подумать, что будет с человеком, который их порвет.

– А что с ним будет? – не понял Блинков-младший.

– Не осознаешь ответственности, – вздохнула Суворова. – Это же босоножки самой Нины Су! Они национальное достояние! Придут из музея и станут просить: «Дайте нам хоть одну, хоть с левой ноги!». А я что скажу?

Блинков-младший, сообразил, что Суворова валяет дурака, и невозмутимо ответил:

– Посылай их в музей имени меня. Босоножки будут там.

Обувной вопрос был решен, но превращение Блинкова-младшего в девчонку на этом не кончилось. В суворовском пакете лежал косметический набор на два десятка красок. Нацепив на уши Блинкову-младшему клипсы, чтобы видеть полную картину, Суворова начала делать ему макияж.

Он прошел все женские мучения: и те, о которых знал, и те, о которых только догадывался, и те, о которых даже не подозревал.

Ему накрасили губы и нарумянили щеки. Ему наклеили ресницы и пластмассовые ногти. Ресницы намазали тушью, а ногти – перламутровым лаком. Потом Суворова над настоящими блинковскими бровями нарисовала ему новые – домиком, изумленные, как у грустного клоуна. Не хватало только нарисованной слезы на щеке, и можно было выходить на манеж. Ирка полезла с пинцетом выщипывать его настоящие брови, но Блинков-младший не дался.

– Красоточка! – заключила Суворова, подтаскивая его к зеркалу.

На Блинкова-младшего смотрела действительно симпатичная девчонка лет пятнадцати или даже шестнадцати. Платье фотомодели очень ее взрослило. Митьке нравилось выглядеть постарше, но для порядка он заметил:

– Ну и чучело!

– Да что ты понимаешь! – бросила Суворова. – Прима! Клава Шиффер! Я бы не стала дружить с такой девчонкой. Куда ни пойдешь – все внимание на нее.

Как последний штрих, Валька вручила Блинкову-младшему свои пластмассовые часики на розовом ремешке.

– Давай меняться… Ну и часищи у тебя, Блин! Как вы такие носите?!

– Нормальные часы, – возразил Блинков-младший. – Глубина погружения – сто метров.

– А ты в них куда-нибудь погружался, кроме ванны? – спросила Суворова.

– Нырял на Москва-реке.

– На сто метров?

Блинков-младший оставил этот ехидный вопрос без внимания. Уложив в Суворовский пакет кое-какие пожитки, он сказал:

– Я готов. Пошли, а то Иван Сергеевич вот-вот приедет.