Блики

Хирург натягивает пилу, покрепче схватившись за ручки, начинает водить ее туда-сюда: «вжик-вжик, вжик-вжик». Медсестра собирает костную стружку, оставшуюся на поверхности черепа и на дне дыр от коловорота, промывает их раствором натрия хлорида из резиновой груши. Закончив распиливать первый промежуток, хирург осторожно достает проводник, дает ассистенту вновь закрепит на нем пилу, берет их обратно и вводит в следующий – так ему придется делать пять раз. Когда он пилит третий отрезок, проволока пилы рвется, заставив резко дернуться его руки вверх, и ее приходится заменять. Хирург матерится, вспоминает, что еще недавно у них был пневматический трепан, которым распиливать кость намного удобнее, но он сломался, и теперь неизвестно, купят ли им новый.

Последний, шестой отрезок хирург не выпиливает, а выкусывает щипцами-кусачками. Открывает полость мозга, отделив и убрав кусок черепа на поддон. Медсестра кладет ватные тампоны по краям кровоточивого кратера. Хирург вскрывает твердую мозговую оболочку, надрезая ее скальпелем. Ассистент промывает рану водой, а сетра одновременно убирает отсосом жидкость.

Хирург вычерпывает ложкой желеобразную железистую часть опухоли с черными прожилками. Потом берет щипцы, чтобы удалить плотную ее часть – темные сгустки, похожие на слизней или пиявок. Это какая-то редкая форма, такого он еще не видел. Его рука едва заметно вздрагивает, сквозь марлевую повязку слышно, как он выплевывает очередное ругательство. Из одного из сосудов мозга, скрытого до этого опухолью, прыскает струя крови, напор которой постепенно усиливается. Его ассистенты, еще менее опытные, чем он, переглядываются. Дернувшись за коагулятором, чтобы хирург смог прижечь им сосуд и остановить кровотечение, медсестра роняет стерильный поддон с выпиленным куском черепа Артура на пол. Хирург еле сдерживает нервный смех, изо всех сил старается взять себя в руки и довести начатое до конца – он закупоривает дыру в сосуде, смотрит в виноватые глаза медсестры.

Закончив ковыряться с опухолью, они устанавливают дренаж, ушивают твердую мозговую оболочку, кладут выпиленный кусок черепа на место, скрепляют его несколькими титановыми скобками, накрывают сверху кожным лоскутом, зашивают разрез, накладывают повязку. «Я сделал все, что мог», говорит себе хирург.

2

Нужно еще столько всего успеть, а усталость уже навалилась всем своим весом. Апатия, депрессия, уныние, какие еще есть слова для этого состояния? Хочется воздеть руки к небу, проклясть все это, и уйти прочь, вырваться на свободу, но усилием воли Вера смиряет свой мятежный дух. По коридору из операционной в реанимацию везут мальчика-подростка с перевязанной головой. Вера смотрит на него, думая не как о человеке, а как о дополнительном объеме работы, которую, возможно, придется делать ей. Вздохнув, она заходит в первую палату. Парень с ожогами от удара током пришел в себя и смотрит на нее с немой мольбой – в его глазах жажда жизни, ускользнувшей у него прямо из-под носа. Доктор сказал, что у него нет шансов. Сегодня или завтра поутру он отправится в морг.

– Так не хочется умирать, – говорит он и в интонациях его голоса слышно, что он уже догадался, что скорая смерть неизбежна – его тело истлеет в ближайшие часы, свет боли, всё нарастая, поглотит его целиком: никаких больше попоек с друзьями, никакого секса с малолетними дурочками, ничего, только чавкающая дыра в пустоту и забвение.

Полная девочка, чья шея утыкана дренажными трубками с гноем, жестом просит у Веры воды. Делает три жадных глотка, косится на своего соседа, штора над койкой которого теперь раздернута – он стонал всю ночь и ей интересно узнать, что с ним. Ей хватает одного взгляда, чтобы понять, что все плохо, и она быстро отводит глаза, отворачивается. Его тело начало раздуваться еще вчера, но теперь оно выглядит просто ужасно. Омертвение внутренних тканей перешло в гангрену, сепсис, из-за инфекции стали отказывать почки. Странно, что он еще может говорить.

Вера вспоминает, как увидела этого пациента впервые, когда его только привезли – это был симпатичный парень, типичный дворовый хулиган, но с умными, живыми глазами. Вере всегда нравились такие – задиристые, нахальные, смелые. Но теперь от него мало что осталось и все, чем она может ему помочь – это ввести обезболивающее.

3