Блеск клинка

Гобелены считались роскошью, которую могли себе позволить только очень богатые, но Мария была мастерицей плетения из тонкого тростника, который продавали уличные торговцы. Она сплела из него изящный экран и поместила его между очагом и столом, чтобы умерить жар, когда они обедали. Она изготовила также циновки для пола, по ним приятно было ходить, к тому же они источали аромат чистоты и свежести. Ее аккуратность и исключительная чистота, в которой она содержала дом, считались эксцентричными в то время, когда большинство женщин позволяли пыли и мусору скапливаться в таком количестве, что можно было оступиться.

Мария хотела посмотреть сожжение, как и все, но неожиданно появились подмастерья и с порога объявили, что Хью и Абдул вернулись. Подмастерья распрягли и поставили в стойло мулов. Они так спешили, что готовы были тотчас же бежать на площадь Старого Рынка, не поев и не покормив животных.

Мария, которая не выносила чувства голода, сунула им огромный ломоть свежего хлеба:

— Эй, дикари! Вам станет дурно от голода. Съешьте что-нибудь.

Амброз, чье лицо было покрыто глубокими оспинами и не стало более привлекательным от пушистой бородки, сменившей юношеские угри, ответил, что ему не станет дурно. Клемент был немного постарше и уже год брился, его можно было назвать симпатичным, если бы не косоглазие. Он сказал, что видел, как человека посадили в мешок вместе с обезьяной и бросили в Сену за его преступления. Конечно, ему не будет дурно.

— И проследите, чтобы мулы были накормлены, — приказала Мария, — иначе вы никуда не пойдете, дурно вам или нет.

Тут они вспомнили о Пьере и, пока кормили мулов и жевали хлеб, сообщили Марии, что мастер подобрал на дороге странного больного мальчика и скоро приведет его домой.

— Правда? Ну что ж, посмотрим! — воскликнула Мария.

— Как это похоже на моего Хью, — подумала она. — Очень похоже.

Она занялась кухонными делами, довольная, что жизнь возвращается в свою колею, после недельного одиночества в пустом доме:

— Иисусе! Ни звука из мастерской ночью! Ни стука молота! Как может женщина спать в такой обстановке?

Во дворе раздался шум, возвестивший о возвращении мастера, и она увидела, как Абдул передает безвольное тело незнакомого мальчика на руки Хью. Абдул дернул мулов за поводья, и умные животные самостоятельно вошли в стойло, фыркая от удовольствия, что они, наконец, дома. Это были собственные мулы Хью, послушные и работящие, в отличие от вьючных мулов, которых он нанял для путешествия. Хью пересек со своей ношей мощеный булыжником двор и вошел в дом.

Когда Мария взглянула на лицо мальчика, доброе сердце итальянки растаяло как масло:

— Святая Дева! — воскликнула она. — Что случилось с этим бедным ребенком?

— Я нашел его на дороге, Мария. Он просил есть. Отец Изамбар говорил с ним и посоветовал, чтобы мальчик попросил приюта у нас. Я думаю, пусть он поживет у нас денек-другой, пока его лихорадка не пройдет.

— Посмотри на его руки! Они все покрыты волдырями!

— Его отца и мать убили в лесу. В наше время разбойники стали более осторожными, чем раньше. Они сожгли тела. Юноша боролся с огнем голыми руками и обжег их.

— И ты взял его на казнь после всего этого? Почему ты не привез его прямо домой?

Лицо Хью просияло как теплая, добрая, круглая луна. Ясно было, что Пьер будет принят радушно.

— Моя дорогая жена, на дороге он выглядел лучше. Абдул дал ему целую пригоршню фиников. Он спал почти всю дорогу. Я не хотел посылать его домой с парнями. Мы не могли не поехать на казнь, поэтому, чтобы не тревожить тебя, я взял его с собой.

— Ох, Хью, глупый ты человек. Его нужно немедленно уложить в постель.

Во время разговора Пьер поочередно смотрел то на него, то на нее, но не понимал, что они говорят. А когда он увидел пламя очага, то заплакал.

— А не лучше ли положить его в мою кровать, мастер? — предложил Абдул. — Она теплее, чем на чердаке.

— Добрая мысль, Абдул, — ответил Хью. Они расстегнули камзол Пьера и завернули его в шкуру леопарда, а Мария принесла ему бараньего бульона в медной чаше. Но его зубы снова дрожали от озноба и он смог выпить лишь один глоток.

— Лучше пригласим хирурга, Мария.

— Я тоже так думаю. Пригласим хорошего доктора, дорогого.

Абдул слегка нахмурился при упоминании о докторе. Их лечение было всегда одним и тем же. Он вспомнил персидского хирурга в Исфагане, нежные травы, которые смягчали боль его ран, и искусство врача, приведшего в порядок его ужасно изувеченную голову. Но он знал, что решение не подлежит обсуждению, и пошел за доктором.

Мария смазала ожоги Пьера толстым слоем масла и забинтовала его руки тонкой льняной тканью, из которой собиралась сшить себе шляпу. Боль успокоилась и Пьер задремал.

Абдул вернулся с врачом, который сразу же пустил мальчику кровь, чего и боялся Абдул. После операции хирург заметил:

— Я не настаиваю на прижигании железом. Без сомнения, этот организм уже достаточно подвергался воздействию огня. Но я предписываю, чтобы вы не ослабляли повязку три дня, иначе вена откроется. Кровь, которую я выпустил из его руки, приведет в равновесие его тело и душу. Кто он, Хью?