Блеск клинка

— Я не настолько наивен. Кроме того, мне это не по карману. Существуют дополнительные средства на новые паруса, канаты, якоря и прочее снаряжение, которое иногда приходится покупать в пути. Эти средства всегда исчерпываются к концу плаванья. На самом деле «Леди» плавает дешевле и искуснее, чем любой другой корабль во флоте министра, — сэр Джон выглядел очень пристыженным, — но отчеты свидетельствуют, что ее паруса уносит ветром, и дорогие якоря теряются ужасно часто. Я заслуживаю называться очень плохим капитаном. Теперь мне кажется, что мы внезапно могли бы научиться сохранять большую часть нашего снаряжения. Вы можете информировать лоцманов, а я поддержу вас, что в будущем этой замаскированной дополнительной оплаты не будет. Это потребует некоторых усилий с моей стороны, потому что трудно остановить взяточничество, когда оно уже пустило корни, но я прослежу, чтобы новая практика утвердилась, и это принесет значительную экономию. Разумеется, официальную стоимость придется платить. Но мы будем по-прежнему терять паруса. Средства на дополнительное снаряжение по-прежнему будут полностью расходоваться к концу путешествия. Это даст нам дополнительную экономию. А с этими деньгами, Пьер — это всего лишь вопрос ведения счетов — мы можем показать в судовых отчетах, что плата лоцманам снизилась до 5 фунтов! Пьер, мы можем уменьшить ее вдвое!

Пьер смотрел на Джона Джастина с искренним изумлением.

В своем мысленном списке потенциальных контрабандистов опиума он подчеркнул красной чертой имя стойкого капитана.

— Сэр Джон, вы только что продемонстрировали мне пример самого замечательного крючкотворства, который я когда-либо слышал. Вы сделали это с некоторой опасностью для себя, потому что я мог притвориться, что принимаю ваше предложение, а потом просто доложить об этом министру. Обязательно продолжайте давать взятки лоцманам, если это единственный способ нанимать лучших из них. Ваш собственный исповедник не забудет ваш грех, если это грех — предохранить людей от гибели в морской пучине, быстрее, чем я забуду его. Человеку, который израсходует один или два фунта из свободных средств на такое доброе дело, не…

Пьер остановился на полуслове. Умные глаза капитана сузились.

— Что «не», Пьер?

— Не следует беспокоиться, — быстро нашелся Пьер, — из-за того, что он высказал мне столь великодушное предложение с целью помочь мне.

— Именно это я имел в виду. Мне и в голову не пришло, что вы можете сообщить министру.

— Вы доверчивы для итальянца, сэр Джон. Меня воспитывал итальянец.

— В самом деле, Пьер? Да, теперь я вспомнил. Вы произнесли несколько слов на моем прекрасном языке.

— У меня есть другой план, сэр Джон. — Пьер не собирался разглашать его так скоро. — У вас найдется немного времени побеседовать со мной с глазу на глаз в вашей каюте?

— Конечно, найдется.

— Тогда расскажите мне, если можете, все, что вы знаете о Михаиле Кантакузине, агенте в Константинополе. Для меня он лишь имя в судовой декларации, написанное великолепными гиацинтовыми чернилами. Именно с ним я хочу поговорить о плате лоцманам. Конечно, вы помните, что ни одной унции груза не предназначено для него.

— Боже мой! Верно! С его точки зрения, поскольку наше плавание не сулит ему прибыли, мы вообще могли бы проплыть мимо Константинополя. Он самый нуждающийся и жадный грек на Востоке. Обширные связи. Экстравагантный вкус. Я начинаю понимать ваш замысел. Пьер, я горжусь моим соотечественником, воспитавшим вас. Приходите в мою каюту и позвольте мне побеседовать с вами по-итальянски. Я научу вас, как завести в тупик «Портового Проктора»[22] — это одна из его обязанностей. Вы должны называть его «Прославленным» — это один из многих его титулов. Ах, как я рад!

Глава 20

Провидением предусмотрено, что ни один человек, даже смертельно больной, не знает часа своей смерти. И греческое население Константинополя, столицы древней Восточной Римской империи, в день 1 августа 1444 года, когда опытный лоцман провел «Леди» через турецкие проливы у Галлиполи и ввел в узкий пролив Босфор, не могло предвидеть, что через девять лет ему предназначена судьбой печальная участь погибнуть от рук турок, сидящих в своих азиатских замках в зоне прямой видимости, почти на расстоянии полета стрелы.

Все считали Константинополь неприступным. Это подтвердила несколькими годами раньше кратковременная осада города османским султаном. Однажды ночью люди видели, как сама Богородица в голубом одеянии шла по стенам, освящая их и сто пятьдесят три башни, которые строились и укреплялись из поколения в поколение и защищали город одиннадцать столетий.

Султан, возможно под влиянием прекрасной жены-христианки, направил свои армии грозных янычар через Фессалоники на борьбу с менее защищенными христианами в горах Албании и больше не тревожил Константинополь до конца своей жизни.