— Это наш сын, — ответила Мария.
— Правда?
— Я его опекун, — пояснил Хью. — Он сирота, и отец Изамбар направил его ко мне с наилучшими рекомендациями. Он поживет у нас некоторое время, пока его здоровье не поправится. Не так ли, Мария?
— Конечно.
Хирург отдал Абдулу латунную чашу с кровью. Абдул вылил ее в ночной горшок, почистил чашу специальным песком и вернул ее врачу. Тот поместил чашу в рукав своей длинной мантии вместе с ланцетом, который он воткнул в кусок коры пробкового дерева.
— Он попал в хорошие руки, мастер Хью. И лечение мадам, вашей жены, — заметил он, степенно поклонившись Марии, — почти не уступает моему. Нет или почти нет лучшего средства против ожогов, чем хорошее нормандское масло. Разумеется, у меня есть и более сильнодействующие средства на случай, если вы по несчастью получите действительно сильный ожог.
— Репутация Николя Хирурга хорошо известна, — вежливо ответила Мария.
— И безукоризненна, — добавил Хью.
— Я надеюсь, — вздохнул хирург. — Иногда очень трудно сохранить жизнь человеку. К тому же старику трудно отправляться по вызову к больным в любое время дня и ночи. Но те из нас, кто верен клятве, должны подобно священникам отправляться к людям независимо от того, могут они заплатить или нет. Я слышал, что на Востоке люди платят докторам только пока чувствуют себя хорошо, а если человек заболел, он перестает платить доктору.
— Это верно, — подтвердил Абдул.
— Это странный обычай, мастер Хью. Будем надеяться, что он не привьется в христианских странах.
— Во всяком случае, мы не собираемся его вводить в нашем доме, — сказал Хью, вытаскивая кошелек, чтобы заплатить доктору. Доктор сделал вид, что материальная сторона визита его не интересует, однако его острый глаз тотчас определил тяжелую английскую монету, золотой нобль[4], действительно щедрый гонорар. Его ловкие пальцы, привыкшие обращаться с ланцетом, незаметно опустили монету в кошелек на поясе. Хотя горловина кошелька блестела от частого употребления, продолговатый кожаный мешочек был плоским как камбала, потому что доктор избегал афишировать свое благосостояние.
— Обеспечьте юноше покой. Давайте ему пить побольше питательного бульона и побольше воды, чтобы погасить огонь в его крови. У него очень горячая кровь. Я это почувствовал сквозь чашу. — Доктор сделал паузу. — Но этот мальчик не так сильно болен, как вы опасаетесь, добрые люди. Его лихорадка — временное явление, вызванное воздействием стихии и скорби. Я уверен, что раньше у него никогда не бывало лихорадки. Его сердце бьется сильно; грудь у него выпуклая и сильная. — Николь отличался от своих коллег тем, что указывал на обнадеживающие симптомы, если он их действительно наблюдал. — Через день или два с божьей помощью он снова будет на ногах, я в этом не сомневаюсь, — и с этими словами доктор степенно откланялся и ушел.
Пьер проспал до полудня следующего дня и проснулся сильным и здоровым, и с прекрасным аппетитом, как будто у него и не было лихорадки. Конечно, ожоги причиняли ему боль еще несколько недель.
Вскоре после этого отец Изамбар посетил Хью и убедился, что мальчику обеспечен хороший уход. Кто были его родители, осталось тайной. Изамбар готов был даже произнести проповедь на эту тему; чем же еще можно помочь бедному рабу Господа. Он собирался также затронуть, если понадобится, деликатную тему бездетности Хью. Марии было под пятьдесят, и вряд ли она могла родить ребенка.
Но он обнаружил, что Пьер преуспел в этом больше, чем можно было ожидать. Похоже было, что Хью подумывает об официальном усыновлении.
Абдул нянчил Пьера как мать. Даже Амброз и Клемент не выказывали ревности, как можно было бы ожидать. Что касается Марии, единственное, чего она боялась, что Пьера могут забрать у них.
— Усыновление — это серьезное дело, мой друг, — сказал священник. — Это влечет за собой определенную ответственность и обязательства, которые вы берете по отношению к своему наследнику. Он очень молод и его желания просты, но со временем даже выполнение простых желаний потребует денег. Когда он повзрослеет, его желания возрастут, особенно если вы захотите дать ему образование и помочь ему сделать карьеру.
— Он смышленый парень.
— Мне тоже так кажется. Образование сегодня значит больше, чем когда-либо. Многие простые люди приобрели опыт торговцев, просто покупая и продавая. Более удачливые из них владеют собственным флотом и ведут торговлю с Востоком, покупая всякую безобидную мишуру. Подобные вещи очень дешевы на Востоке, а в Европе они высоко ценятся. Говорят, что разница в цене составляет прибыль этих торговцев. Они должны уметь читать, писать и считать. Может быть, Пьер в один прекрасный день станет торговцем, и вам придется платить за его обучение, если вы усыновите его.
— Я знаю это, — сказал Хью. И добавил, улыбаясь: — Должен сказать, Отче, что вы отлично знакомы со всеми этими новыми коммерческими проблемами. Я никогда не встречал француза, не говоря уж о священниках, который столь доходчиво описал бы финансовые операции. В Италии это все знают.
Изамбар слегка покраснел: