Бедный Гильом, чей мозг заплыл жиром еще больше, чем его талия! Жанна с трудом сдерживала смех при виде столь прекрасного жениха. Жан-Батист опасался, не придет ли в голову нашего недалекого братца какая-нибудь галантная мысль и не захочет ли он воспользоваться своими супружескими правами после так называемой женитьбы.
В июле, хвала Небу, Двор, как это бывает ежегодно, перебрался в Компьень, несмотря на траур, который все с притворством соблюдали. Жанна была приглашена следовать за Королем. Свое тайное проживание там она превратила в ослепительный триумф, поскольку невозможно заставить молнию не сверкать, а гром не греметь.
Поэтому наш бедный Гильом стал рогоносцем еще до того, как женился. Он потребовал дополнительно пятьсот экю за моральный ущерб, чтобы не броситься с отчаяния в Сену. Как всегда рассудительный, Жан-Батист решил искоренить это зло и отвел брата к мамаше Гурдан, где, как говорят, приличные люди проходят практику. И там наш Гильом почти каждую ночь «женился» на самых красивых девицах этого благородного заведения.
Но вот Жанна наконец вернулась. Вот она и замужем. Вот Гильом сел в карету, и кучер взмахнул кнутом!
Версаль, 2 сентября 1768 года
Господину де Сартину.
Мне известно, мсье, что очень влиятельное лицо[80] осаждает вас просьбами показать Королю донесения г-на Марэ относительно дамы, которой сегодня многие интересуются. Смею утверждать, что эта интрига не ускользнула от внимания нашего повелителя, чья бдительность распространяется как на значительные, так и на мелкие дела. Полагаю, что Королю неприятны слухи, порочащие репутацию указанной дамы. Он полон решимости продемонстрировать свое доброе расположение к ней, какими бы ни были попытки отвратить его от нее. Из всего услышанного можно сделать вывод: Король не желает разбирать, что тут правда, а что вымысел, и, чтобы никогда больше к этому не возвращаться, намерен считать вымыслом все, что ему будут говорить об этой особе, как плохое, так и хорошее. Он не желает слышать плохое, дабы это не оскорбило его дружбу с ней. Не стоит говорить про нее и хорошее, потому что эта особа не нуждается в дополнительном укреплении его доброго расположения.
Я вовсе не собираюсь говорить от имени Короля. Никто в мире, даже Министр, о котором идет речь, не посмеет присваивать себе столь большую привилегию. Однако никто не посмеет и отрицать, что, встречаясь с ним почти ежедневно и имея честь говорить наедине[81], я не могу знать все его мысли и, таким образом, предугадать его желания.
Под вашим руководством, мсье, находится служба, наилучшим образом организованная и надежнейшим образом работающая, что выделяет ее из всех служб королевства. Конечно, редко случается, чтобы документ одного из ваших инспекторов мог затеряться или быть случайно уничтожен. Но все же знайте, что Король воспринял бы такое происшествие с полнейшим безразличием и к виновному в этой утере отнеслись бы снисходительно.
Остаюсь, господин генерал-лейтенант, покорным и преданным вашим слугой, а также слугой нашего владыки.
Ришелье.
3 сентября 1768 года
Мсье,
Я приказал г-ну Марэ собрать все доклады и записки, относящиеся к очаровательному предмету вашей прошлой любви, вашей сегодняшней заботы и, несомненно, вашей вечной признательности. Г-н Марэ ответил мне на это, что ему показалось уместным несколько недель тому назад сжечь все эти бумаги, которые занимали слишком много места в его папках и ящиках стола.
После того как я потребовал у него объяснений, поскольку моя должность вынуждает меня быть требовательными к подчиненным, г-н Марэ заявил, что не знает и никогда не знал никакой девицы Воберьне по прозвищу Ангел, что этой особы никогда не было на свете, поскольку ее существование не могло остаться незамеченным для такого человека, как он, способного наизусть в любое время суток сказать, с кем и в какой постели спит каждый из двадцати пяти миллионов поданных Его Величества.
Посему, мсье, имею честь заверить вас, что ваша просьба не имеет основания и что, соответственно, ваши хлопоты беспочвенны.
Весьма вам преданный, Сартин.
Версаль, 4 сентября 1768 года
Господину Сартину.
Благодарю вас, мсье, за вашу расторопность и четкость объяснений. Значит, эта Вобернье или Ангел, как ее звали некоторые, существовала только в слухах, распускаемых врагами истины, порядка, добродетели. Это мифическое создание не имеет никакого отношения к графине Дюбарри, которую мне недавно представили.