— Не мне давать оценку своей работы… — это было скромно, это было хорошо, вождь это любил.
— Он лично нейтрализовал Думецкого, — вставил Берия.
— Это хорошо, что лично. А то у нас много развелось бездельников, которые умеют только командовать, — одобрительно заметил Сталин. — Но я вас вызвал по другому поводу: уже давно нам и всему народу натирает ногу большая мозоль: Лев Троцкий. Эту мозоль нужно срезать. Вам лично.
Для Берия это задание прозвучало как новость. Он нервно зашевелился, конечно, они не раз говорили о том, что место этой поганой собаки — на кладбище, но тут уже пахло конкретикой, и кто знает, вождь мог и вздернуть за отсутствие полезных предложений и здоровой инициативы со стороны наркома.
— Скажу вам откровенно, товарищ Сталин, что мне будет трудно выполнить ваш приказ.
— Вы боитесь? — удивился Сталин.
— Ради партии я готов сделать все, что угодно. Но Троцкий живет в Мехико на вилле в Койоакане, которая тщательно охраняется. Значит, надо войти в доверие к Троцкому. Но он подозрителен и считает, что большинство русских связано с НКВД.
— Правильно считает, — засмеялся Берия. — Он уже не раз обжигался на нашей агентуре.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Сталин. — Вам он не поверит, нужен какой-нибудь западный еврей или немец, лучше фашист. У вас есть идеи?
— Разрешите мне взять на себя всю организацию этого дела. Я найду людей и проиграю все варианты.
— Очень хорошо, — согласился Сталин.
Далее он счел уместным подчеркнуть ответственность и секретность задания, указал на гнусность Троцкого, организовавшего оппозицию в партии и льющего грязь на всех честных партийцев (себя он из скромности не упомянул), напомнил, что Троцкий спит и видит, как реставрировать капитализм, и вдруг пригласил Серова на ужин.
Пробыл он там недолго. Сотрапезники вождя народов к этому времени не отличались разговорчивостью, тост поднял сам Иосиф Виссарионович.
— Это товарищ Серов, он хорошо поработал в Испании, он — настоящий чекист! Дорогой товарищ, я хочу выпить за успешное проведение вашего мероприятия.
Сталин собственноручно налил Серову полный бокал водки и, приветливо улыбаясь, чокнулся. Медленно, но легко бывший камерадо Энгер выпил огромный бокал до дна, открыто и просто смотря в глаза любимому вождю.
— Вот это настоящий джигит! — сказал Сталин.
Аудиенция закончилась.
Задание было не из легких, он думал об этом, возвращаясь в «эмке» домой. Уже рассвело, кое-где на улицы вышли дворники в белых фартуках, орудовавшие длинными метлами, на работу спешил рабочий люд. Серов поднялся в недавно полученную двухкомнатную квартирку в Даевом переулке — шуточка ли, отдельное жилье! этим можно гордиться, — дверь отворила заспанная Рита в ночной рубашке, она уже не роптала, видела, что у всех чекистских жен мужья приходят на рассвете. Димка закричал в колыбели, Клим полюбовался им, он обожал сына, он даже не ожидал, что может так сильно кого-нибудь любить.
Операцию разрабатывали на Лубянке вдвоем с Красовским, под большим фбто Сталина на Мавзолее, державшего на руках девочку с букетом цветов.
В Мексике нужен был свой человек. Совсем недавно Мария с Рамоном отплыли туда на «Иль де Франс» из Франции, хотя домой не хотелось, жгла горечь поражения, и жизнь обывателя совершенно не устраивала. Мария — надежный товарищ и агент. Но Рамон? Собственно, его никто не вербовал, в Испании он не отличился. Делать ли ставку на него? Красовский сомневался, смокинга Рамона он не мог пережить, обжорства тоже (сам сидел на диете из-за язвы), разве такой франт сможет укокошить мерзавца? Держал ли он в руках пистолет? Убил ли он хоть воробья? Пустопорожние разговоры, нужно ехать в Мексику и самому пробовать все на вкус, там сейчас и Сикейрос, он может помочь, там полкомпартии воевало в Испании, такие ребята на вес золота.
О Троцком агентура, наезжавшая в его волчью нору, да и местная докладывала постоянно. После мыканий по Прин-цевым островам и Норвегии поселился в доме художника Диего Риверы, такого же сумасшедшего, как Давид Сикейрос. Ривера, прозванный пузаном, совсем недавно женился на дочке фотографа Фриде Кало, она училась у него, преследовала своей страстью, соперничала со всеми обольстительницами художника.
В деле хранилось фото писаной красавицы, в шесть лет она перенесла полиомиелит и охромела, а в 18 лет попала в железнодорожную катастрофу, повредила позвоночник, перенесла несколько операций и больше года проходила в гипсовом корсете.