Читаем Блеск и нищета шпионажа полностью

— Опять ЧП, товарищ начальник отдела, — ласково сказал Катков. — У дочки нашего посла, кажется, роман с военным атташе. Все это выльется в скандал, дойдет до ЦК, и с нас снимут стружку. Надо их обоих взять в активную разработку, добыть факты, подтверждающие криминал, и сначала попытаться повлиять на обоих, провести профилактическую беседу…

— Слава богу! — облегченно вздохнул Карцев. — А я-то думал… что-то посерьезнее…

— Это очень серьезно, — сказал шеф. — Ведь посол личный друг генерального секретаря. Если вдруг американцы об этом пронюхают, то проведут вербовку обоих на компромате. Так что возьмите это дело на особый контроль.

Катков кивнул головой, дав понять, что считает аудиенцию законченной.

Оба рыцаря плаща и кинжала вышли в коридор.

— По-моему, ты все же зря поставил всех на уши, старичок, — заметил Карцев. — Стоило ли поднимать шум из-за такого дела? Но ладно, шеф одобрил, значит, ты прав.

После такого отвратительного обходного маневра Карцев, и без того постоянно воевавший с резидентом, уже возненавидел его всеми фибрами своей чекистской души. Тем не менее, согласно ритуалу, обнял его за плечи и пригласил к себе домой на чашку чая (так обозначали крупный выпивон), что было радостно воспринято Руслановским, всегда презиравшим своего прямого начальника-алкоголика, а теперь уже физически не выносившим его как агента проклятого ЦРУ.

— Кстати, я тебе привез ящик твоего любимого «Чивас ригал» (о, как не хотелось отрывать этот ящик от сердца, отвратительно метать бисер перед свиньей — какой свиньей? свинья просто благородное животное по сравнению с этим продажным подонком!).

— Спасибо. А ты по-прежнему предпочитаешь свой вонючий «бурбсн»?

— Увы! — улыбнулся Руслановский. — Это не единственный мой порок… я еще подвержен и простудам.

Уайльдовская шутка не докатилась до пропитого мозга начальника отдела, и улыбки, хотя бы тонкой, не последовало. В кабинете у Карцева легко прошлись по текущим делам (переписка между резидентурой и Центром проходила настолько интенсивно, что говорить было не о чем), холодно высказали взаимные претензии, признали недостатки в работе и на этом расстались друзьями.

Поздно вечером в своем высотном доме на площади Восстания Руслановский ожидал вызова шефа для конфиденциального разговора. Уже кукушка прокуковала одиннадцать раз (старинные часы, купленные в комиссионке на Горького), а звонка все не было. Зная уникальную память шефа, Руслановский не допускал его забывчивости, правда, дико хотелось спать, из-за разницы во времени весь режим дня перевернулся и сон, как назло, накатывал в самые неподходящие моменты. Наконец зазвонил телефон, и личный помощник Каткова, рьяный и дотошный, как Малюта Скуратов при Иване Грозном, объявил, что за резидентом выслана машина.

Руслановский вышел на балкон. С высоты птичьего полета (как хотелось иногда не только жить в лесу, но и превратиться в птицу и улететь черт знает куда!) ночная Москва сверкала и мигала огоньками, шум, словно туман, доползал до верха, даже ночью покой только снился, и резидент сентиментально вспомнил те времена, когда Черемушки считались деревней, а автомобили на улицах легко было пересчитать по пальцам. Черная «Волга» подкатила прямо к подъезду, и он спустился на лифте вниз. До конспиративной квартиры добирались недолго, хотя шофер в целях проверки немного покрутил по улицам, — таков был приказ бдительного шефа, допускавшего вражескую слежку даже в сердце Родины. Притормозив у трехэтажного изящного особняка, чудом сохранившегося вместе со всем переулком во времена разрушений и реконструкций, шофер три раза мигнул фарами перед железными воротами, ворота загудели, разъехались в разные стороны и пропустили машину во двор. Водитель молча указал на дверь, куда и шмыгнул Александр Александрович Рус-лановский.

В гостиной на втором этаже, выдержанной в стиле рококо, — пристрастие дореволюционного владельца, купца и жуира, расстрелянного ЧК, — резидента ожидал Катков и его правая рука Михаил Кусиков, толстый, как Фальстаф, с красной мясистой физиономией, от которой без труда можно было бы отрезать кусочек на сочный бифштекс.

Начальники уже пили чай из самовара, закусывая вафлями, — неутоленная еще с тяжелого детства страсть Каткова, если, конечно, не считать его трудоголизм, о чем хорошо знали в коллективе разведки. Руслановскому предложили включиться в чаепитие, он аккуратно откусил вафлю и весь превратился во внимание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии