Блеск и гибель (ЛП)

И все же многое изменилось. Элиот сбежал от их дяди, и вот она наедине с незнакомцем, который когда-то был ее отцом. Искал ли ее Элиот? А Аравия? Мать?

Эйприл изучила комнату. Сложена из неприглядного камня. Уродливо. Единственное окно высоко на стене, и свет через него проникает грязный и плотный. Они под землей. Подвал? Это комната с несколькими дверями, но лестниц нет. Если это подвал, то здание над ними гротескно. Она должна выбраться из этой комнаты, чтобы попасть наверх. Может быть, она даже возьмет с собой мальчика. В конце концов, он нужен ее брату. Она сосредоточила внимание на отце.

– Почему ты носишь эти робы? – спросила она. – Прячешься в неком монастыре?

Он засмеялся, а мальчик в углу ответил.

– Он Преподобный Мальконент. Тот, кто поднимает волнения в городе, – его голос стал низким и обвинительным. – Взрывает церкви.

Эйприл рассматривала отца, желая иметь веер или что-то еще, за чем можно было бы спрятаться.

Собирался ли он ранить ее? Был ли он похож на Просперо? Спасут ли ее накладные ресницы?

– Ну, эта одежда не очень подходящая.

– Расскажи мне о себе, – ее надолго потерянный отец ровно уселся с одной стороны софы.

Что сказать? И чего не сказать?

– Я принадлежу клубу, – медленно сказала она. – Тому, где твой помощник меня нашел, Клубу Разврата. Это хорошее место, чтобы... заводить друзей. Проводить время. Это то место, куда я иду, когда больше не могу выносить присутствие матери, – он должен был заботиться о матери. Должна ли она сказать, что его "смерть" разрушила ее? Что она не смогла свыкнуться с чумой? Что забросила Элиота лет уж пять как, и едва-едва была матерью для Эйприл? И что он был жив все это время, но никогда не пытался с ними связаться. Гнев затопил ее. Ради чего он их бросил?

Для того, чтобы носить робу и наряжаться религиозным деятелем? Бомбить и взрывать? В городе уже этого хватает.

– Ты будешь со мной, когда моя армия возьмет город, – его глаза замерцали. – Они прошли через ад и обратно, но ты дашь им надежду.

– Потому что я такая... – она взглянула на парня в углу. При сером освещении его лицо было болезненно-бледным. По каким-то непонятным причинам, зная, что он слушает, она не смогла себя заставить произнеси слово «хорошенькая».

– Они жили в болотах, – продолжил Мальконент. – И вернулись к цивилизации. А ты представляешь собой все то, что город может им дать, – Эйприл все больше убеждалась в его безумности, этот маниакальный блеск его глаз переполнял чашу того, что она могла вынести не содрогаясь. Он что, просто видел в ней хорошенькую девочку, своего рода приз, стимул? Почему он отошел от проблемы ее похищения именно сейчас?

– Я провожу целые дни, приклеивая ресницы, – заикнулась она. – Это долгий процесс, которому я долго училась на практике. Сверкающие тени для глаз. Платья с пайетками, – она углубилась в детали и особенности создания причесок. Ее поза никак не менялась. Он кивал, и его глаза были скучающими. Она забыла о мальчике в углу в стремлении показаться безобидной и пустой.

– Прекрасно, – сказал Мальконент, вставая. – Я был прав, что оставил тебя. Ты будешь очень полезна. Потому я не могу позволить тебе убежать, маленький павлин. Я запру за собой дверь. Если что-то понадобится, попроси стражей.

Эйприл затаила дыхание, пока он не ушел. Ей бы стоило попросить его взять ее с собой, но любые попытки сбежать лишь привлекли бы его внимание, но она не так глупа, как притворялась. И, будучи истощенной и с одурманенной головой, ей не светят призовые места за бдительность или интеллект. Она откинулась назад, довольная тем, что сидела на софе.

– Так теперь ты маленький павлин Мальконтента?

Она подпрыгнула. На мгновенье она совсем забыла о мальчике, прикованном к стене.

– Полагаю, так и есть, – ее называли намного хуже, чем павлином. Она подавила зевок. – Что ты сделал, чтобы привлечь его внимание?

– Я изобретатель, – сказал он.

Она заглянула за спинку дивана.

– Он хотел, чтобы ты что-то изобрел? Или он просто хотел изобретателя, чтобы приковать его к стене? – спросила она, думая о полной ученых дядиной темнице.

– Он хотел, чтобы я кое-что разрушил, – мрачно сказал мальчик. – Чтобы сконструировал бомбу для него. Но я не хотел. – Голос его дрожал, когда он говорил о бомбежках Мальконтента. Что он знает о таких ужасах?

– Это хорошо, – сказала она. – Я восхищаюсь подобным бунтарством. – Она прикрыла плечи волосами.

– Я знаю, чем ты восхищаешься. Я видел мальчика, который привел тебя сюда.

Он ревновал? Или просто злился? В клубе он краснел, когда она смотрела на него, и Элиот предположил, что она пугает его. Вероятно, тот факт, что он прикован к стене, развязывал ему язык.

– Он милашка, правда? – Эйприл старалась не повышать интонацию, ее взгляд сосредоточился на изобретателе. Он был совершенно неподвижен, колени притянуты к груди. С наручниками на запястьях у него была не очень-то большая свобода передвижений.