БЛЕФ. Поддельный роман

Прим. I. Переселенцам гарантируется предоставление рабочей силы из расчёта 2 килограмма пшеницы или хлебных семян за 24 по земному счету рабочего дня.

Прим. II. Переселенцам гарантируется неприкосновенность их политического устройства…

Пузявич, узнав об этом, прослезился и поднёс Луфадуку трёхцветную розетку, а Кошкодавов с необыкновенной серьёзностью поцеловал лорда Стьюпида.

— Вашей твёрдости не забудет русская нация.

По парафировании договора Луфадук намеревается вылететь за правительственными делегатами, а соглашение между ним и лордом Стьюпидом немедленно передано по телеграфу.

Лорд Стьюпид с довольной физиономией пожал руку (жест, наконец, привитый на Марсе) марсианина, причём оное довольное выражение можно объяснить лёгким движением кишечника, крайне нерасторопной части организма лорда Стьюпида.

11. Философия лопнувших сейфов

К вечеру шестого дня пребывания на острове Ковбоев, справедливо предполагая, что Ирена может заскучать на неблещущем особыми внешними данными островке, не говоря уже о простом отсутствии мест развлечений, решил её чем-нибудь позабавить, кроме собирания ракушек с долговязым лордом.

— Пойдёмте, полюбуемся ихтиозаврами. — На недоумевающе-вопросительный взор Ирены Ковбоев показал ей в сторону эмигрантов, с высокого камня забросивших удочки в море.

Пузявич вскочил и галантно пододвинул плосикй камень, предлагая подошедшей Ирене сесть. Солодея, как всегда, в обществе хорошенькой француженки, Пузявич расторопно нёс всевозможный вздор застольно-гостино-пикникового характера на смеси английского с французским. В этом отношении надо отдать справедливость тому же Кошкодавову, весьма порядочно знавшему оба языка и употреблявшего их обыкновенно в розницу.

Варсонофий сидел, мрачно подпершись руками и прострационно глядя на поплавок.

— А-а! Господи! Ковбоев!.. — воскликнул он, обернувшись. — Есть ещё хоть русская душа, на лоно которой можно горечь излить!

Ковбоев поморщился. Излитие кошкодавовой горечи его мало устраивало. Ирена с любопытством взглянула на рыбака.

— Вы что думаете, Ковбоев, легко это всё? Нет! Это вот где! (Сокрушительный удар кулаком в рёберную клетку.) Я чистокровный русский дворянин! Я не какой-нибудь там Пузявич (благо сей последний отошёл с Иреной); пусть он тоже дворянин, да что в этом. Полячок! Сплошной мешок, набитый самолюбием! Он и хорохорится-то неправдоподобно. Разве так говорят истинно русские: «ещё русска не сгинела!»? Это вместо пороха-то в пороховницах? Нет, нет! Вот возьмите, — что есть такое эмигранчество? Вы скажете: два миллиона душ? Э-э, нет! Миллион — явно недостойных. Несть судии могущего козлищ отсортировать! А мы терпи, выноси всё на своих плечах! Непокорства много, бунтовщичества! — Кошкодавов уронил иерейскую слезу. — Взять, с позволения сказать, Николая Николаевича! Без малого — бомбист! Его величество, императора Кирилла, обозвал слюнтяем! Слюнтяем!.. А! Не зря, видно, его на Кавказ в своё время ссылали, вот и Кирилл Владимирович на него свою немилость простёр, — доведётся ему где-нибудь в Висбадене доживать, а чтоб по части престола — и не моги! Вот перелетим сюда мы, достойные, так вы думаете, на том и кончится? Ой, батюшки, ещё какая фильтрация-то пойдёт! Вы думаете, монархия это — статус-кво? Чорта-с-два! Эвольвента кривой и та правильнее! Кто полетит: ясно, возьмут от банковских правленцев списки заграничных вкладчиков в дореволюционное время и их, как кадровых людей, в первую очередь! Потом — имеющих ордена, о! это великая штука — орден! Вдохновение! Порыв! Иному за семьдесят — ленту через плечо, ого! Землю роет! Да-cl Там же следует корпус жандармов! Ну, как без них в новом месте? Невозможно. Ведь неизвестно, что человек в голове-то провозит! Обо всём подумай, умом пораскинь. Я бы сам… Ой! Извините! Клюёт… Эк, ведь я заболтался!.. Казимир! Каз-зимир!.. Друг сердечный, Ковбоев, сделайте милость, пошлите его, да скажите, чтоб крючочек новый принёс.

12. Разжёванный буржуй

Одним из краеугольных камней англо-саксонского темперамента является ощущение жизни через культ home'а.

В это идеально-собирательное понятие втиснуто всё: обеспеченность, домашний очаг, длиннозубая супруга, каминная решётка, тёплая уборная, геморрой, разведение кроликов и внешняя политика… Этот портативный багаж англо-саксы переволокли в Америку, и там понятие home'а вылилось в виде чековой книжки, из которой можно выписать и супругу желаемой масти, и герань на окна, и отчёты о действиях государственного департамента, в общем весь комплекс американского мещанского счастья. Падкие на масштабы американцы утвердили понятие home'а в беспредельных национальных рамках.

Ирена без труда сделала подобное заключение из методической речи Генри.

Якобы увлекаясь рыбной ловлей, при помощи галантно предложенных Пузявичем удочек, Ирена и Генри удалились на достаточно приличное расстояние.