Блеф

– Это все, что знаю, век свободы не видать!

Кройд медленно кивнул:

– Придется идти в твой клуб. Дело должно быть завершено. – Он отпустил собеседника и отодвинулся. – Может, тогда мне удастся отдохнуть наконец. Но деликатно, только деликатно. – Он поднял со ступеней тюк и вручил Живчику. – Держи. Береги добычу. И смотри не поскользнись по дороге. Гололед жуткий. – Продолжая невнятно что-то бормотать, Кройд попятился и исчез за углом.

А Живчик, устроившись на мерзлом крыльце поудобнее, достал из тюка кварту «Джека Дэниела», выбил пробку и надолго припал к вожделенному напитку.

Артур Байрон Ковер Иисус был тузом

Во времена невзгод и тяжких мук, на этой тучной земле, где уже готовы принести плоды свои труды диавола, уже незачем темнить, цитируя Маркса или заигрывая с Фрейдом. Незачем полагаться на помощь либералов, таких, как Тахион. Не следует открывать свою душу никому, кроме Иисуса, ибо он был первым и величайшим тузом, по сравнению со всеми ними!

Преподобный Лео Барнетт

I

Между Джокертауном и Нижним Ист-Сайдом были несколько кварталов, которые и натуралы, и жертвы вируса именовали Гранью. Никто не знает, кто из них придумал название, но обе стороны им пользовались. Джокер мог считать это границей Нью-Йорка, а натурал – границей Джокертауна.

Люди приходили на Грань по той же причине, по какой иные смотрят фильмы с кровавыми побоищами, ходят на концерт спид-металлических рок-групп или сокращают себе жизнь синтетическими наркотиками, самыми модными в данный момент времени. Они приходили на Грань, чтобы поиграть с иллюзорной, контролируемой опасностью, познать то, о чем можно будет потом поболтать на вечеринке, бахвалясь перед теми, кто сам слишком пуглив, чтобы ходить туда.

Молодой проповедник раздумывал обо всем этом, глядя, как по улице шляется съемочная группа телевидения. Он глядел из окна ванной комнаты дешевого отеля, в котором снял номер на одну ночь. А использовать его он намеревался и вовсе не больше нескольких часов. Съемочная группа состояла из мужчины-репортера в пальто и при галстуке, оператора с «Миникамом» и звукооператора. Репортер останавливал прохожих, и натуралов, и джокеров, тыча им в лицо микрофоном и пытаясь вытянуть из них хоть несколько слов. Тянулисть долгие, мучительные мгновения. Проповедник раздумывал, не пытается ли съемочная группа отыскать свидетельства его тайной связи с Белиндой Мэй, но утешал себя тем, что съемочная группа явно работает по обычной программе и просто оказалась неподалеку. В конце концов, где еще им искать мощный материал на открытие одиннадцатичасовой программы новостей? Молодой проповедник не любил, когда ему в голову приходили такие греховные мысли, но в данных обстоятельствах он бы вполне удовлетворился, если съемочная группа отвлечется на какую-нибудь впечатляющую аварию в паре кварталов отсюда. С кучей внешних эффектов в виде пожара, мятых капотов – только, конечно же, без человеческих жертв.

Молодой проповедник позволил тоненькой белой занавеске упасть. Окончив свои дела, он быстрыми и точными движениями вымыл руки, глядя на свое бледное отражение в зеркале над покрытой ржавыми разводами раковиной. У него действительно настолько нездоровый вид, или это просто эффект освещения от двух лампочек без плафонов, закрепленных прямо над зеркалом? Молодой проповедник был светловолос и голубоглаз, ему недавно исполнилось всего-то тридцать пять, и природа одарила его симпатичным лицом с высокими скулами и выступающим широким подбородком с ямочкой посередине. Сейчас он был одет в белую футболку и голубые трусы-боксеры да еще носки. И сильно потел. Здесь действительно жарко, но он надеялся, что скоро ему станет куда жарче.

Несмотря на все это, он ощущал себя совершенно чужим в этом маленьком и невзрачном номере отеля, с этой женщиной, которая по случайности оказалась одним из главных членов его вновь созданной миссии здесь, в Джокертауне. Не то чтобы он был неопытен по части женщин. Он делал такое уже не раз и не два, с самыми разными женщинами, и в местах, подобных этому. Женщины делали это потому, что он знаменит, потому, что любили слушать его проповеди, потому, что хотели ощутить себя ближе к Богу. Иногда, когда он и сам с трудом ощущал близость к Богу, они делали это за деньги. Оплата же проводилась через самых доверенных из его людей, самых надежных. Некоторые, по глупости, считали, что у них с ним любовь, но такие заблуждения он обычно разрушал без особых сложностей, правда, лишь после того, как удовлетворял их плотские потребности.